Таким образом Пен, единственный сын почтенного землевладельца, молодой человек с наружностью и манерами джентльмена, получавший из дома хорошее содержание, казался персоной намного более значительной, нежели был на самом деле; и в Оксбридже все, от начальства до студентов и поставщиков, видели в нем светского денди и аристократа. Держался он смело, открыто, пожалуй, немного дерзко, как и подобает благородному юноше. На деньги не скупился и, видимо, не ощущал в них недостатка. Любил повеселиться и очень неплохо пел. Лодочные гонки в то время еще не были столь важной принадлежностью университетской жизни, какой они, судя по рассказам, стали в наши дни; более фешенебельными тогда считались верховые лошади и коляска цугом. Пен хорошо ездил верхом, на охоте красовался в алом камзоле и, хотя ни этой забавой, ни иными не увлекался без меры, все же сумел изрядно задолжать Найлу, содержателю конюшен, и много кому еще. Вкусы его были до крайности разнообразны. Он обожал книги: пастор Портмен; научил его ценить редкие издания, а любовь к красивым, — переплетам подсказал ему собственный вкус. И надо поражаться, сколько золотых обрезов, мраморных форзацев и тисненых заглавий книгопродавцы и переплетчики нагромоздили на Пеновы полки. Он неплохо разбирался в изящных искусствах и особенно любил хорошие гравюры не каких-нибудь французских танцовщиц и скаковых лошадей, составлявших усладу его нетребовательного предшественника мистера Спайсера, но Рембрандта, и Стрейнджа, и Уилки раннего периода; и эти-то произведения вскоре появились на стенах его комнат, после чего он окончательно прослыл человеком необычайно тонкого вкуса. О его пристрастии к булавкам, перстням и нарядам мы уже упоминали, и нужно сознаться, что в университетские годы мистер Пен отчаянно франтил и всячески украшал свою особу. Он сам и его изысканные друзья одевались не менее тщательно, отправляясь друг к другу обедать, чем иной мужчина, вознамерившийся покорить женское сердце. Поговаривали, что Пен носил перстни поверх лайковых перчаток, хотя сам он это отрицает; но на какие только безрассудства не способна молодежь в своем простодушном самодовольстве? Что он купался в надушенной ванне — это доподлинно известно, причем; сам он объяснял, что делал это после того, как общался в столовой с людьми низкого звания.
Когда мисс Фодерингэй достигла вершины своей лондонской славы и было напечатано множество ее портретов, Пен, бывший в то время на втором курсе, повесил один такой портрет у себя в спальне и поведал своим ближайшим друзьям, как сильно, как страстно, как безумно он некогда любил эту женщину. Под большим секретом он показывал им стихи, которые посвящал ей, и когда он вспоминал эти роковые месяцы и описывал пережитые муки, чело его мрачнело, глаза сверкали, а грудь вздымалась от волнения. Стихи переписывали, они ходили по рукам, вызывая и насмешки и восторги. Ничто так не возвышает юнца в глазах других юнцов, как ореол романтической страсти. Возможно, в ней всегда есть нечто возвышенное, а люди очень молодые почитают ее геройством, и Пен стал героем. Рассказывали, что он чуть не покончил с собой, что он дрался на дуэли с каким-то баронетом. Новички показывали его друг другу. Когда он в сопровождении своей свиты часа в два пополудни выходил из колледжа прогуляться, на него стоило посмотреть. Одетый с иголочки, он бросал томные взгляды на юных леди, которые, знакомясь с местными достопримечательностями, ходили по улицам под руку с гордыми и счастливыми студентами, и высказывался касательно их наружности и туалетов самоуверенным тоном многоопытного критика. Многие питомцы св. Бонифация вспоминали, что появляться на людях в обществе Пенденниса бывало для них так же лестно, как для некоторых из нас — пройтись по Пэл-Мэл в обществе герцога. Пен и проктор раскланивались при встречах как два равных носителя власти, и студенты уже теряли представление о том, который из них выше.
Словом, на втором году Артур Пенденнис сделался в университете одной из самых модных фигур. Любопытно, как легко молодежь бывает восхищена и как бездумно предана. Она тянется к вожаку: дивится на него, любит его, подражает ему. Каждый, кто не лишен сердца, испытал, вероятно, в юности такое чувство преклонения перед сверстником. У Пена была в Оксбридже своя школа, своя кучка верных друзей и свои соперники. Когда стало известно, что Пенденнис от Бонифация заказал себе шейный платок из пунцового атласа, на Главной улице в ту же неделю появилось не менее двух десятков пунцовых атласных платков; а ювелир Саймон продал однажды двадцать четыре дюжины булавок такого же образца, какой выбрал в его магазине мистер Пенденнис.