История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

— У леди Уистон? Ну нет, сэр, не на таковского напали. Я не любитель женского общества. Очень уж оно скучно. Я провел философский вечер в Черной Кухне.

— В самом деле? — спросил майор.

— Я вижу, это название вам ничего не говорит. Спросите у Пена. Он тоже туда приехал от леди Уистон. Расскажи майору Пенденнису про Черную Кухню, Пен, — не стесняйся.

Пен рассказал, что это — некое сообщество литераторов и светских людей, к которому он недавно примкнул; и у майора мелькнула мысль, что его племянник довольно много успел повидать и узнать после своего приезда в Лондон.

Глава XXIX Рыцари-темплиеры

Колледжи, школы и юридические корпорации еще сохранили кое-какое уважение к прошлому и соблюдают немало обычаев и установлений, от которых люди, не питающие особенного почтения к своим предкам, а может быть, попросту ничего о них не знающие, уже давно отказались. В благоустроенном работном доме или в тюрьме проявляется куда больше заботы о здоровье, удобствах и чистоте, нежели в иной солидной школе, в старинном колледже или в корпорации ученых юристов. Эти последние, не жалуясь, спят в темных каморках и платят за рабочую комнату и чулан, служащий им спальней, столько же, сколько другие — за удобную виллу с садом где-нибудь в пригороде, или за просторный дом в вышедшем из моды квартале Лондона. Самый скромный мастеровой в Спиталфилдсе имеет в своем распоряжении цистерну и неограниченное количество воды; а джентльменам, проживающим в Темпле и в университетах, сей предмет гигиены доставляют в кувшинах уборщицы, и самые дома, в которых они живут, построены задолго до того, как чистота и опрятность вошли у нас в обычай. До сих пор еще есть среди нас люди, презирающие простой народ и говорящие о нем не иначе, как с насмешкой. Но имейте в виду, господа, ваши предки без всякого сомнения были из Толпы Немытых; и в Темпле особенно легко убедиться в том, что чистоплотность, которую народная мудрость приравняла к праведности, достигалась ими с великим трудом, и то не в полной мере.

Старый Грамп, судья по Норфолкскому округу, более тридцати лет проживший в квартире под той, что занимали Уорипгтон и Пенденнис, и не раз просыпавшийся от рева душей, которые эти джентльмены у себя поставили, особенно если содержимое тазов просачивалось сквозь потолок в комнату мистера Грампа, — объявил эти души идиотской новомодной выдумкой и каждодневно клял уборщицу, когда она мыла лестницу, которой ему приходилось пользоваться. Сам Грамп — а ему теперь уже сильно за пятьдесят — никогда не тратил времени на такие глупости. Он отлично обходился без воды, так же как наши отцы и деды. Неужели же среди всех рыцарей, баронетов, лордов и дворян, чьи гербы украшают стены знаменитой обеденной залы Верхнего Темпла, не нашлось ни одного благодетеля, который построил бы подобие Хаммамса для юристов, своих собратьев и преемников? В летописях Темпла об этом нет ни слова. Правда, в Темпле имеется Колодезный двор и Фонтанный двор с механизмом для подачи воды; но никто не слышал, чтобы видный юрист когда-либо плескался в фонтане; и многим ученым законникам прежних дней не мешало бы, думается, иногда прибегать к услугам колодца.

И все же здания старинных этих корпораций, имеющих своими эмблемами "Крылатого коня" и "Агнца со знаменем", привлекательны для тех, кто в них обитает, и сулят известную долю удобств и свободы, о которых впоследствии всегда приятно вспоминать. Я не знаю, позволяют ли себе ученые юристы такую роскошь, как увлечения, предаются ли они поэтическим воспоминаниям, думают ли, проходя мимо особенно известных домов Темпла: "Вон там жил Элдон — а здесь Коук размышлял о Литлтоне — здесь трудился Читти — здесь Барнуэл и Олдерсон сообща писали свой знаменитый трактат — здесь Байлз сочинял свою великую книгу о законопроектах, а Смит готовил свои бессмертные речи о прецедентах — здесь и теперь еще трудится Густавус со своим помощником Соломоном…" Но литератор не может не любить те места, где жило столько его собратьев или где бродят детища их фантазии, по сей день столь же реальные для нас, как и писатели, их создавшие; и для меня, например, сэр Роджер де Коверли, гуляющий в садах Темпла и беседующий с мистером Зрителем о красавицах в кринолинах и мушках, что прохаживаются по зеленой траве, фигура не менее живая, чем старый Сэмюел Джонсон, когда он вразвалку шагает сквозь туман в Кирпичный двор к доктору Гольдсмиту, а по пятам за ним верный шотландец; или Гарри Фильдинг, когда он, обернув голову мокрым полотенцем, в закапанных чернилами брыжах, глубокой ночью строчит статью для "Ковент-гарденской газеты", а в прихожей крепко спит мальчишка из типографии.