История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

— Ведь ты себя губишь, Пен, — говорил майор с откровенностью, которая льстила юноше, а самому дипломату была удобна и выгодна. — Возможно, твоя матушка и согласится на этот брак. Ведь она исполняет все твои желания, стоит тебе как следует попросить; но имей в виду: радости это ей не доставит. Ты приведешь в дом женщину с подмостков провинциального театра, тем самым оказывая ей предпочтение перед одной из благороднейших английских леди. Да, твоя матушка примирится с таким выбором, но не воображай, что она будет вне себя от счастья. Между нами говоря, мне иногда казалось, что она мечтает выдать за тебя свою маленькую воспитанницу… как бишь ее… Флора, Лора? И я давно решил сделать все, что в моих силах, чтобы не допустить этого союза. Как я слышал, у этой девочки всего две тысячи фунтов. Сестра моя вынуждена соблюдать строжайшую экономию, чтобы содержать в приличном виде дом и обеспечивать тебе гардероб и воспитание, подобающие джентльмену; не скрою, я метил для тебя намного выше. С твоим именем и происхождением, при твоих способностях, надо полагать, недюжинных, и при том, каких людей я имею честь называть своими друзьями, — я мог бы устроить тебе отличное положение — положение, исключительное для молодого человека с такими ничтожно малыми средствами, — и я надеялся, что ты хотя бы попытаешься возвратить нашему имени его былую славу. Один путь уже преградила тебе излишняя мягкость твоей матушки, иначе ты мог бы дослужиться до генерала, подобно нашему доблестному предку, который сражался при Рамильи и Мальплакэ. Теперь я лелеял другие планы: мой знатный и добрый друг лорд Бэгвиг, сердечно ко мне расположенный, безусловно, не отказался бы прикомандировать тебя к своей миссии в Пумперникеле, и ты мог бы выдвинуться на дипломатическом поприще. Но прости меня, я напрасно возвращаюсь к этому предмету: чем можно помочь молодому человеку, если он в восемнадцать лет решил жениться на тридцатилетней женщине, которую взял из балагана на ярмарке… ну, если не из балагана, так из сарая? Это поприще для тебя закрыто. И двери в общество для тебя закрыты. Вот видишь, друг мой, на что ты себя обрек. Правда, ты можешь пойти по юридической части, — среди юристов, как я слышал, есть вполне достойные люди, женатые на своих кухарках; но это и все. Или же ты можешь навсегда зарыться здесь, в деревне (и майор безнадежно пожал плечами, с тоскою вспоминая Пэл-Мэл), где матушка твоя встретит будущую миссис Пенденнис без слова упрека; где соседи перестанут ездить к вам в гости и куда я сам, черт возьми, постараюсь наведываться как можно реже; я человек откровенный и скажу тебе без обиняков, что предпочитаю вращаться среди людей порядочных; где ты вынужден будешь довольствоваться дружбой фермеров из дворян, которые и пьют-то один разбавленный ром; и влачить существование молодого мужа при старой жене, которая если и не поссорится с твоей матушкой, то, во всяком случае, лишит ее положения в обществе и вовлечет в тот сомнительный круг, к которому и ты поневоле примкнешь. Мое дело сторона, милейший. Я на тебя не сержусь. Мне твое падение не повредит, только что отнимет последнюю надежду дождаться того дня, когда моя семья снова займет подобающее ей место. Пострадает только твоя мать и ты сам. И обоих вас мне жаль от души. Передай-ка мне кларет: это из тех бутылок, что я когда-то прислал твоему покойному отцу; помню, я купил его на распродаже имущества бедного лорда Леванта. Но, конечно, — добавил майор, пробуя вино на язык, — раз ты дал обещание, ты и сдержишь его, как честный человек, пусть даже оно окажется для тебя роковым. Только еще раз прошу тебя, мой милый, пообещай и мне, что ничего не предпримешь тайком, что не оставишь занятий науками, а свою прелестную знакомку будешь навещать с приличными промежутками. Ты часто к ней пишешь?

Пен, покраснев, подтвердил, что писал к ней.

— Верно, стихи? И прозу тоже? Было время, я и сам баловался стихами. Помню, когда я только вступил в военную службу, я для всех товарищей по полку сочинял стихи; иногда получалось очень мило. Еще недавно я беседовал с моим старым другом генералом Хоблером: в 1806 году, когда мы стояли на мысе Доброй Надежды, я набросал для него несколько строк — так поверишь ли, он их до сих пор помнит от слова до слова: старый мошенник пускал их в ход не раз и не два, он даже проверил их на миссис Хоблер — а за ней дали шестьдесят тысяч фунтов. Так, значит, ты писал стихи, Пен?

Пен снова покраснел и подтвердил, что, точно, писал стихи.

— А отвечает твоя красавица стихами или прозой? — спросил майор, поглядывая на племянника с очень странным выражением, словно говоря: "О, святая простота! Мозес и зеленые очки!"

Пен снова покраснел и признался, что она к нему писала, только не стихами, и тут же прижал левым локтем боковой карман, что майор, этот стреляный воробей, не преминул заметить.