История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

Юный Пенденнис внимал ему жадно, как Дездемона — мавру. На бумаге такие басни не столь интересны, как услышанные изустно; но в душе юного Пена рассказы майора о великом Георге, о герцогах королевской крови, о государственных деятелях и знаменитых красавицах тех дней будили смутное удивление и тоску; и разговоры с опекуном, непонятные и утомительные для бедной миссис Пенденнис, никогда ему не наскучивали.

Нельзя сказать, чтобы новый наставник и друг мистера Пена просвещал его в самых возвышенных предметах или толковал эти предметы самым возвышенным образом. По в последовательности ему нельзя было отказать. Его нравственные правила, возможно, не сулили человеку особенного счастья в загробной жизни, зато были рассчитаны на успешное продвижение в жизни земной; к тому же следует помнить и другое: майор ни на минуту не сомневался в том, что его взгляды — единственно правильные, а поведение — безупречно добродетельное и порядочное. Словом, он был, что называется, человек благородный и жил с открытыми глазами. Жалея своего молокососа-племянника, он хотел немножко раскрыть глаза и ему.

Так, например, проживая в деревне, старый холостяк не пропускал ни одной службы в церкви. "В Лондоне это не имеет значения, Пен, — объяснял он. — Там в церковь ходят женщины, а отсутствия мужчин никто не замечает. Но когда дворянин находится sur ses terres [16], он должен подавать пример окрестным жителям; думаю, что, если бы мне медведь на ухо не наступил, я бы даже стал петь. Герцог Сент-Дэвид, с которым я имею честь быть знакомым, тот всегда поет у себя в имении, и поверь, впечатление это производит отличное. Здесь ты — персона. Пока Клеверинг в отсутствии, ты — первый человек в приходе; во всяком случае, не хуже других. Сумей ты разыграть свои карты, ты мог бы представлять город в парламенте. Твой покойный отец непременно был бы избран, если бы не скончался так рано. И для тебя этот путь открыт. Но, конечно, не в том случае, ежели ты женишься на девице, пусть очаровательной, с которой никто не захочет знаться. Что ж, мой милый, оставим эту неприятную тему". Но, оставив эту тему один раз, майор Пенденнис в тот же день возвращался к ней еще раз десять, и суть его речей неизменно сводилась к тому, что Пен себя губит. Не так уж трудно лестью и лаской внушить простодушному юноше, что он — исключительная личность.

Как уже было сказано. Пен слушал дядюшку с превеликим удовольствием. Речи капитана Костигаиа потеряли для него всякую прелесть, и мысль о пьяненьком тесте наполняла его ужасом. Как сможет он познакомить этого человека, небритого, пропахшего пуншем, со своей матерью? Даже когда дело касалось Эмили, расспросы безжалостного опекуна сильно его смущали. "Она получила светское воспитание?" Пен был вынужден ответить, что нет. "Она умна?" Как сказать, она далеко не глупа, но особенно умной ее назвать нельзя. "Интересно бы взглянуть на ее письма". Тут Пен признался, что писем у него всего три, — те самые, о которых мы упоминали, — и что кто — не более как обычные ответы или приглашения.

— Она-то особа осторожная, — сухо заметил майор. — Она старше тебя, мой бедный мальчик. — После чего стал смиренно просить прощения, умоляя Пена не сердиться на старого дядюшку, который только печется о чести семьи, ибо Артур при малейшем намеке на двуличие мисс Костиган весь вспыхивал от негодования и клялся", что никому не позволит отзываться о ней непочтительно и что никогда, никогда ее не оставит.

Он твердил это своему дяде и домочадцам, а также, не скроем, очаровательной мисс Фодерингэй и ее милейшему родителю, у которых по-прежнему бывал. Мисс Эмили встревожилась, когда узнала о приезде Пенова опекуна, и справедливо заподозрила майора во враждебных намерениях. "Теперь вы, верно, покинете меня, мистер Артур. Ваш важный родственник недаром приехал из Лондона. Он вас увезет, и вы забудете свою бедную Эмили!"

Забыть ее! В присутствии мисс Раунси, коломбины и закадычной подруги Эмили, в присутствии самого капитана Пен клялся, что никогда и не посмотрит на другую женщину, кроме своей обожаемой мисс Фодерингэй; и капитан, поднимая взор к рапирам, висевшим на стене в той комнате, где они с Пеном занимались фехтованием, свирепо заявлял, что не поздоровится тому, кто вздумает играть чувствами его ненаглядного дитяти; но он никогда не поверит, что Артур, которого он любит, как родного сына, которого и называет сыном, способен на поступок, столь противный понятию о чести и человечности.