История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

— Совершенно верно. Им незачем это знать, и я им ничего не скажу, но Морган, возможно, не станет молчать. Он, видимо, решил нажиться на этой тайне и мне уже предлагал свои условия. Жаль, что я не знал этого раньше, сэр. Не так-то приятно думать, что твоя невеста — дочь каторжника.

— Именно потому я от тебя это и скрывал, мой милый! Но пойми, мисс Амори — не дочь каторжника. Мисс Амори — дочь леди Клеверинг; у ней пятьдесят или шестьдесят тысяч приданого; а ее отчим, именитый баронет и помещик, одобряет этот союз и передает зятю свое место в парламенте. Что может быть проще?

— Это правда, сэр?

— Ну конечно правда, черт возьми. Амори мертв. Говорю тебе, он мертв. Стоит ему подать голос — и конец. Он не может объявиться. Мы загнали его в тупик, как этого… в пьесе… в "Критике", да?.. Забавная пьеса этот "Критик", умора, да и только. Чертовски остроумный человек Шеридан, и сын его был такой же. Помню, когда я был на мысе Доброй Надежды…

Болтливость старика и его попытка увезти Артура на мыс Доброй Надежды были, вероятно, вызваны желанием обойти предмет, более всего интересующий племянника. Но Артур его перебил:

— Если бы вы мне все рассказали раньше, вы бы избавили и меня и себя от многих забот и огорчений; и я бы не оказался связан помолвкой, которую, по чести, не могу разорвать.

— Да, мы тебя крепко привязали. И поверь, что быть привязанным к месту в парламенте, красивой девушке и двум тысячам годовых — это не так уж плохо.

— Побойтесь бога, сэр! — сказал Артур. — Или вы слепы? Как вы не понимаете?

— Чего не понимаю, молодой человек?

— Да того, — вскричал Артур, — что, чем спекулировать на этой тайне, я лучше пойду на каторгу вместе со своим тестем! Чем принять от Клеверинга место в парламенте как взятку за молчание, я лучше украду ложки со стола! Что вы дали мне в жены дочь преступника; обрекли меня на бедность и позор; исковеркали мою жизнь, когда она могла бы… могла бы быть совсем иной! Неужели вы не понимаете, что мы вели нечестную игру и нас на этом поймали, что, решив жениться на этой несчастной девушке ради денег и продвижения в обществе, я опозорил себя, продал свою честь.

— Ради всего святого, о чем ты? — воскликнул майор.

— О том, что есть предел подлости, которого я не могу преступить, — сказал Артур. — Других слов для этого я не нахожу, простите, если они вас оскорбляют. Я уже давно чувствую, что моя роль в этой истории некрасивая, гнусная, грязная. Поделом мне — продался за деньги и за место в парламенте и лишился того и другого.

— Как это лишился? — вскрикнул майор. — Кто может отнять у тебя состояние или это место? Клянусь богом, Клеверинг тебе все отдаст. Ты получишь восемьдесят тысяч, не меньше.

— Я сдержу слово, которое дал мисс Амори, сэр.

— А ее родители, черт возьми, сдержат слово, которое дали тебе.

— Нет, этого бог не допустит. Я согрешил, но больше грешить не хочу. Я освобожу Клеверинга от сделки, заключенной без моего ведома. Я не возьму за Бланш никаких денег, кроме тех, что всегда ей предназначались, и постараюсь составить ее счастье. Это ваших рук дело. Я обязан этим вам, сэр. Но у вас были добрые намерения, и я прощаю…

— Артур! Ради бога! Ради твоего отца, благороднейшего человека, который всегда радел о чести семьи… ради меня, бедного, больного старика, который всегда тебя любил… не упускай свое счастье, прошу тебя, заклинаю, мой милый, дорогой, не упускай свое счастье. Ведь это — обеспеченная карьера. Верный успех. Ты будешь баронетом… три тысячи годовых… на коленях тебя молю… вот… не делай этого!

И старик вправду упал на колени и, схватив руку Артура, поднял к нему молящий взгляд. Тяжело было видеть его трясущиеся руки, морщинистое, подрагивающее лицо, слезы в моргающих старых глазах.

— Ах, сэр, зачем это, вы и так причинили мне достаточно горя. Вы хотели, чтобы я женился на Бланш. Я на ней женюсь. Ради бога, встаньте, сэр, это невыносимо.

— Ты… ты хочешь сказать, что возьмешь ее нищей и сам останешься нищим? — проговорил старик, поднимаясь и надсадно кашляя.

— Для меня она — женщина, на которую свалилось страшное несчастье и с которой я обручен. Она не виновата. Я дал ей слово, когда она была обеспечена, и не нарушу его теперь, когда она бедна. Я не займу место Клеверинга в парламенте, разве что когда-нибудь потом он сам мне уступит его по доброй воле. Я не возьму за Бланш ни шиллинга сверх того, что на нее всегда было записано.

— Дерни, пожалуйста, сонетку, — сказал майор. — Я сделал, что мог, я свое сказал; я старик и… и… ну, все равно. И… и Шекспир был прав… кардинал Вулси… ей-богу… "если б я служил богу так, как служил тебе"… да, на коленях, перед родным племянником… я бы, может… Прощайте, сэр. Больше не трудитесь навещать меня.

Артур пожал его руку, вялую и влажную. Майор выглядел дряхлым стариком; казалось, схватка и поражение совсем его сломили.

На следующий день он не встал с постели и отказался принять племянника.

Глава LXXI Надвигаются решающие события