Когда Пен, накинув халат, поднялся на следующее утро к Уорингтону, чтобы рассказать ему об исходе своего разговора с дядюшкой и, как всегда, спросить его мнения и совета, — единственной, кого он застал в милой старой квартирке, была уборщица миссис Фланаган.
Джордж уехал, забрав небольшой саквояж. Адрес он оставил своего брата в Саффолке. На столе лежали пакеты со статьями, за которыми должны были прислать из редакций.
— Я когда пришла, — рассказала миссис Фланаган, вижу, он, голубчик, сидит за столом и пишет свои бумаги. Свечка одна уже догорела, а он и не ложился всю ночь, сэр, даром, что постель у него такая жесткая.
А Джордж и в самом деле пробыл в клубе, пока не почувствовал, что больше не вынесет этого гама, а тогда пошел домой и до утра просидел над начатой статьей, сосредоточив на ней все силы своего ума. И вот работа была закончена, и ночь прошла, и поздний ноябрьский рассвет заглянул в окно к молодому человеку, склоненному над столом. Читая на следующий день газету или номер журнала, многие из нас, вероятно, восхитились его талантом, богатством его примеров, силой сатирического обличения, глубиною доказательств. Другие мысли, занимавшие его всегда, даже во время работы, никак не отразились в его писаниях: лишь те немногие, кому был знаком его слог и его имя, могли отметить в его работах этой поры более грустный тон, более горькую и раздраженную иронию, чем была ему свойственна позднее. Мы уже говорили — если бы можно было узнавать из книг не только мысли автора, но и чувства человека, как интересно было бы читать — интересно, но невесело. Думается мне, что лицо арлекина под маской всегда серьезно, если не печально — и, уж конечно, всякий, кто зарабатывает на жизнь своим пером, прочитав эти строки, вспомнит собственный опыт, и в памяти его воскреснут долгие часы, проведенные в одиночестве и трудах. Как неотступно сидела у его стола забота! Возможно, в соседней комнате поселилась болезнь — там лежал в горячке ребенок, и мать сидела у его изголовья, снедаемая страхом, пытаясь молиться; либо его постигло тяжелое горе, и жестокий туман застилал глаза, так что он еле видел бумагу, на которой писал, и только неумолимая нужда подгоняла его перо. У кого из нас не было таких часов, таких ночей? Но мужественное сердце выдержит эти страдания, как они ни тяжки: как ни долго тянется ночь, за нею все же настает утро; и раны затягиваются, лихорадка спадает, приходит покой, и уже можно без горького чувства оглянуться на пережитые муки.
Несколько справочников, разорванные листки рукописей, выдвинутые ящики, перья в чернильнице, еле видные строчки на промокательной бумаге, кусок сургуча, смятый, надкусанный, сломанный пополам, — все эти мелочи Пен, как всегда, невольно отметил, когда опустился в покинутое Джорджем кресло. На книжной полке, около старого Платона с гербом колледжа на корешке, зияло пустое место. Там стояла Библия, подарок Элен, вспомнил Пен. Значит, он взял ее с собой. Пен знал, почему его друг уехал. Милый, милый старина Джордж!
Он провел рукой по глазам. "Насколько же Джордж умнее, лучше, благороднее меня, — думал он. — Где еще найдешь такого друга, такое стойкое сердце! Где еще услышишь такой честный голос и добрый смех? Где увидишь такого подлинного джентльмена? Не удивительно, что она его полюбила. Храни его бог. Что я по сравнению с ним? Как ей было не полюбить его? Мы до гроба будем ей братьями, раз иного нам не суждено. Мы будем ее рыцарями, будем служить ей; а когда состаримся, расскажем, как мы ее любили. Милый, милый старина Джордж".
Спустившись к себе, Пен взглянул на почтовый ящик и только теперь заметил записку, адресованную знакомым почерком "А. П., эскв.", — как видно, Джордж бросил ее сюда, уходя.
"Милый Пен,
Когда ты соберешься завтракать, я буду уже на полпути домой. Рождество проведу в Саффолке или еще где-нибудь.
Я остаюсь при своем мнении относительно предмета, который мы вчера обсуждали, и считаю, что мое присутствие de trop [73].
Vale. Дж.
Передай от меня низкий поклон твоей кузине".
Итак, Джордж уехал, и уборщица миссис Фланаган безраздельно царила в его опустевшей квартире.
Пену, конечно, захотелось навестить дядюшку после их ссоры, а когда тот его не принял, он, естественно, зашел к леди Рокминстер, и старуха первым делом справилась о Синей Бороде и пожелала, чтобы он явился к ней обедать.