— Так вот где собака зарыта! Фокер, голубчик, не надо краснеть и отворачиваться. Ты же непревзойденный образец верности. Могу ли я быть преградой между Бланш и таким постоянством — между мисс Амори и пятнадцатью тысячами годовых?
— Дело не в этом, мистер Пенденнис, — произнесла Бланш с большим достоинством. — Меня прельщают не деньги, не звания, не золото. Но постоянство, верность, неискушенное, доверчивое, любящее сердце, принесенное мне в дар, — это я действительно ценю, да, ценю как величайшее сокровище. — Она потянулась за платком, но, вспомнив, что под ним лежит, передумала. — Я не отрицаю, я не хочу скрывать… моя жизнь выше притворства… от того, кому отдано мое сердце, у него не должно быть тайн… Да, когда-то мне казалось, что я вас люблю, казалось, что я вами любима. И как я лелеяла эту мечту! Как я молилась, как страстно хотела в нее поверить! Но ваше поведение — ваши слова, такие холодные, бессердечные, недобрые, открыли мне глаза. Вы только играли сердцем бедной девушки! Вы швырнули мне обратно обещание, которым я связала себя с вами. Я все, все объяснила мистеру Фокеру.
— Верно, — горячо подтвердил Фокер, не зная, как еще доказать свою преданность.
— Так-таки все? — спросил Пен, многозначительно взглянув на Бланш. — Значит, виноват я? Ну что же, Бланш, пусть будет так. Я принимаю ваш приговор и не намерен его обжаловать. Видит бог, не этого я ждал, когда ехал сюда к вам, побуждаемый самыми искренними, самыми добрыми чувствами. Желаю вам с другим такого счастья, какое я, даю слово, желал и надеялся вам дать; а моему доброму старому другу желаю обрести жену, достойную его верности, постоянства и любви. Такие чувства заслуживают уважения всякой женщины — даже мисс Бланш Амори. Дай пожать твою руку, Гарри; не гляди на меня волком. Или кто-нибудь сказал тебе, что я — фальшивый, бесчувственный человек?
— По-моему, ты… — гневно начал Фокер, но Бланш перебила его:
— Гарри, ни слова больше! Будем учиться прощать.
— Вы ангел, клянусь, просто ангел! — сказал Фокер, и Бланш возвела к люстре взор, исполненный небесной кротости.
— Несмотря на то, что было, в память того, что было, я всегда должна видеть в Артуре брата, — продолжало небесное создание. — Мы знаем друг друга столько лет, мы вместе бродили по лугам, вместе собирали цветы. Артур! Генри! Умоляю вас, пожмите друг другу руки и будьте друзьями! Простить?.. Я вас прощаю, Артур, от всей души. Ведь это благодаря вам я так счастлива!
— Из нас троих мне жаль только одного, Бланш, — серьезно проговорил Артур. — И повторяю: я надеюсь, что этот добрый малый, этот честный и преданный человек будет с вами счастлив.
— Счастлив? О господи! — воскликнул Гарри. Он едва мог говорить, счастливые слезы брызнули у него из глаз. — Она и не знает, и не может знать, как я ее люблю и… да кто я такой? Замухрышка несчастный, а она дала мне согласие и сказала, что постарается меня п-п-полюбить. Я и. не заслужил такого счастья. Руку, дружище, раз она тебя прощает после такого твоего поведения и даже братом назвала. Будем дружить по-старому. Я всех буду любить, кто ее любит. Да вели она мне поцеловать землю — клянусь богом, поцелую… Велите мне поцеловать землю, ну же, валяйте! Я вас так люблю, что и сказать не могу.
Бланш снова возвела взор к небесам. Грудь ее вздымалась. Она простерла руку, как бы благословляя Гарри, а потом милостиво разрешила ему поцеловать ее пальчики. И пока бедный Гарри со слезами лобызал одну ее руку, она другой взяла платок и поднесла к глазам.
— Клянусь, обмануть такую любовь было бы злодейством, — сказал Пен.
Бланш спрятала платок и нежно возложила руку э 2 на голову плачущего Гарри, все еще склоненную над рукой э 1.
— Глупенький, — сказала она. — Ну конечно, он заслужил награду. Разве можно не любить такого дурачка?
Конец этой сентиментальной сцене положил Фрэнк Клеверинг.
— Эй, Пенденнис! — позвал он.
— Что, Фрэнк?
— Там ваш возница просит, чтобы ему заплатили, хочет уезжать. Пива ему уже дали.
— Я поеду с ним! — крикнул Артур. — Прощайте, Бланш. Храни тебя бог, Фокер, старый друг. Ни тебе, ни ей я здесь не нужен. — Он и сам не "чаял, как поскорее убраться.
— Погодите, на два слова, — остановила его Бланш. Мне нужно сказать вам два слова наедине. Ведь вы нам доверяете… Генри?
Умильный тон, каким было произнесено слово "Генри", привел Фокера в неописуемый восторг.
— Доверяю? Да как же можно вам не доверять? Пошли, Фрэнк!
— Сигару хотите? — предложил Фрэнк, выходя в переднюю.
— Она этого не любит, — мягко возразил Фокер.
— Да будет вам, ничего подобного, — Пенденнис всегда при ней курил, — сказал прямодушный юноша.
— Мне нужно сказать вам одно, — спокойно заговорила Бланш, когда они остались вдвоем. — Вы никогда не любили меня, мистер Пенденнис.
— Я вам и не клялся в безумной любви, — сказал Артур. — Я всегда говорил вам правду.
— Теперь вы, вероятно, женитесь на Лоре, — продолжала Бланш.
— Вы это и хотели мне сказать?
— Сегодня же вы будете у нее, я в этом уверена. Отрицать бесполезно. Вы никогда меня не любили.
— Et vous?