К настоящему времени богомильская ересь, хотя и бросала вызов официальной теологии, не желала беспокоить светскую власть. Но вера, которая провозглашает, что все материальное есть зло, должна была иметь серьезные социальные последствия. Многие из привычек богомилов можно назвать замечательными; в отличие от ортодоксальных болгар, которые танцевали, пили и пели под гусли весь день и всю ночь напролет, богомилы были скромны, осторожны, тихи и бледны, так как часто голодали; они никогда не смеялись, ни говорили из тщеславия; еда и спиртные напитки произошли от сатаны, так они полагали, поэтому они принимали их чрезвычайно умеренно, не притрагиваясь ни к мясу, ни к вину. Но когда они закрывались в своих храмах в течение четырех дней и ночей, чтобы молиться[436]
, хозяева вполне могли смотреть искоса на своих работников. Кроме того, убежденные, что зло заключалось в физическом теле, богомилы строго препятствовали браку и также другим, уже менее законным отношениям мужчины и женщины. Действительно, их воздержание от женщин было столь примечательным, что среди более поздних учеников богомилов во Франции, часто называемых «Методы и степень преследований богомилов правительством, боровшимся со столь опасной ересью, неизвестны нам, так же как многие сюжеты болгарской истории в течение этих лет. Патриарх Феофилакт рекомендовал светской власти сокрушать их, и его совету, без сомнения, следовали. Но богомильство представляло веру, во имя которой ее сторонники с удовольствием переносили муку; и постепенно она окрепла. Ее успеху весьма способствовала политическая и социальная атмосфера в стране. Данная вера стала выражением недовольства бедных классов, славян, народа, который всегда следовал демократическим порядкам. Славянский народ длительное время был оппозиционно настроен в отношении аристократии, которая все еще являлась иностранной по рождению, хотя и восприняла славянскую речь; славяне потеряли контакт со своим старым союзником — ханом, который теперь, как Цезарь, подражал автократии и роскоши Нового Рима. Ортодоксальное болгарское духовенство не вызывало уважения; оно, вероятно, находилось под контролем двора, чьи интересы защищало, и, в отличие от греков, культура и образование которых восхитили болгар, средние священники Болгарии были ленивы и распущены и лишь немного лучше образованны, чем их паства. Богомилы называли болгарских священников слепыми фарисеями, в то время как более высокое духовенство находилось вне пределов досягаемости людей. Богомильские Избранные составляли с ними замечательный и внушительный контраст, так же, как и обычные богомилы — что должен был признать Косьма — представали в очень благоприятном свете по сравнению с ортодоксальными мирянами. Не удивительно, что лучшие представители сокрушенного и разочарованного крестьянства должны были чувствовать, что мир нес зло и находился под властью Сатанаила, и поэтому следовали за Богомилом, который происходил из народа и понимал его душу. Столь замечательная вера не могла долго удерживаться лишь в пределах границ Болгарии; вскоре она распространилась на юг, к самому Константинополю и областям империи, а также в восточном направлении, к Сербии, Боснии и Хорватии, к Ломбардии и Альпам, закрепившись в земле Лангедок, между Женевой и Пиренеями, пока, наконец, бедная земля не очистилась благодаря резне, устроенной Симоном де Монфором, и кострам святого Доминика[441]
.