История Петра Великого

Даже Лейбниц, следивший с таким вниманием за удачным развитием России, теперь от души желал дальнейших успехов шведскому королю. Он выразил надежду, что Карл XII овладеет всем Московским государством до реки Амура, и приветствовал победу шведов стихотворением, в котором указывалось на старание Петра скрыть пред светом некоторую долю постыдного поражения[550]. И действительно, московское правительство старалось умолчать о числе убитых и раненых в сражении и строжайше запретило говорить о Нарвской битве. Плейер, сообщая обо всем этом в своем донесении императору Леопольду, замечает, что, быть может, в продолжение многих веков не было такого случая ужасного урона, как под Нарвою[551].

Петр в наказе русскому послу в Нидерландах Матвееву, представил Нарвское сражение в смысле, далеко не соответствовавшем истине. Тут, между прочим, сказано: «Шведы, видя свою беду, троекратно присылали трубача с предложением перемирия; договор был заключен, но на другой день, когда русские полки один за другим стали переходить чрез Нарву, шведы бросились на них, вопреки королевскому слову, и все разграбили, захватив оружие и артиллерию»[552].

Карл XII вдруг сделался славным героем. В разных странах, не только в Швеции, сочинялись стихи, в которых восхваляли его мужество. Являлись и пасквили, направленные против Петра. Еще до битвы были напечатаны разные брошюры, в которых указывалось на несправедливость образа действий царя при неожиданном нападении на Швецию[553]. Катастрофа в ноябре 1700 года поставила русских резидентов, находившихся за границей, в самое неловкое положение. Голицын писал из Вены: «Главный министр, граф Кауниц, и говорить со мною не хочет, да и на других нельзя полагаться: они только смеются над нами… всякими способами надобно домогаться получить над неприятелем победу. Хотя и вечный мир учиним, а вечный стыд чем загладить? Непременно нужна нашему государю хотя малая виктория, которою бы имя его по-прежнему во всей Европе славилось. А теперь войскам нашим и управлению войсковому только смеются». Матвеев доносил из Гааги: «Шведский посол, с великими ругательствами сам ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, будто вы, испугавшись приходу короля его, за два дни пошли в Москву из полков, и какие я слышу от него ругания, рука моя того написать не может. Шведы с здешними, как могут, всяким злословием поносят и курантами на весь свет дают не только о войсках ваших, и о самой вашей особе… Жить мне здесь очень трудно», и проч.[554]

В Польше опять начали надеяться на возможность приобретения Малороссии[555]. В Вене Петр так упал в глазах цесарцев, что там при дворе открыто читали вести о новом решительном поражении всего русского войска близ Пскова, о бегстве царя с немногими людьми, об освобождении царевны Софьи из монастыря, о вручении ей правления государством по-прежнему. Голицын жаловался царю на бесцеремонное обращение с ним шведского резидента, который в присутствии Голицына и других дипломатов смеялся над Петром. «Что говорит швед, мерзко слышать», – повторял Голицын неоднократно[556].

Везде удивлялись юному победителю; выбивались медали в честь Карла; на одной из них была сделана надпись: «Наконец правое дело торжествует!» Кроме медалей в честь Карла, появилась медаль, выбитая в насмешку над Петром, с кощунскими сближениями из истории апостола Петра: на одной стороне медали был изображен царь Петр, греющийся при огне своих пушек, из которых летят бомбы на Нарву; надпись: «Беже Петр стоя и грелся». На другой стороне изображены были русские, бегущие от Нарвы, и впереди их Петр: царская шапка валится с его головы, шпага брошена, он утирает слезы платком, и надпись говорит: «Изошед вон, плакася горько»[557].

Густав Седерстрем.

Победа шведов в битве при Нарве. 1910 г.

Рассказывали разные небылицы об отчаянии Петра после Нарвской битвы. Фокеродт, писавший немного позже, но узнавший многие подробности об этих событиях от современников, говорит о стараниях Петра и генералов Вейде, и Головина избегнуть опасностей после битвы. Царь, сказано далее, отправившись весьма поспешно в Новгород и получив известие о страшном поражении, оделся в крестьянское платье, обулся в лапти, плакал и был в таком отчаянии, что сначала никто не осмелился говорить с ним о военных делах; в это время, продолжает Фокеродт, он был ласков только с теми из генералов, которые советовали заключить мир и изъявляли готовность исполнить это во что бы то ни стало, и проч.[558]