История Петра Великого

Таким образом, обе державы одновременно думали лишь об обороне, обоюдно опасаясь нападения. Турки считали опасным положение Константинополя; Петр считал возможной потерю Азова. При столь напряженном положении война становилась весьма возможной, особенно в случае заключения союза между Карлом XII и Турцией.

Шведский король, как кажется, недостаточно заботился о постоянных и более оживленных дипломатических сношениях с Оттоманской Портой. В Константинополе не было шведского резидента. Во время пребывания своего в Польше Карл находился в переписке с очаковским пашой. Есть основание думать, что Карл при вторжении в Малороссию надеялся на содействие Турции. Правда, последняя оказала ему помощь, но не вовремя, а слишком поздно[644].

После Полтавской битвы в Константинополь явился с поручениями от шведского короля непримиримый враг России Нейгебауер; одновременно и Понятовский находился в турецкой столице, где особенно старался действовать на мать султана, в видах заключения тесного союза между Турцией и Карлом.

Этот рассказ, сам по себе не лишенный правдоподобия, не подтверждается никакими другими данными. Как бы то ни было, царь оставался в лагере, разделяя с войском всю опасность отчаянного положения.

Рассказывают далее, что царь, когда не было надежды на спасение, писал сенату, что он с войском окружен в семь кругов сильнейшей турецкой силой, что предвидит поражение и возможность попасть в турецкий плен. «Если, – сказано в этом мнимом письме царя к сенату, – случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем и не исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному повелению от нас, было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице моем; но если я погибну и вы верные известия получите о моей смерти, то выберете между собою достойнейшего мне в наследники».

Этот рассказ не соответствует историческому факту и оказывается легендой, выдумкой позднейшего времени[645]. Петр не предавался в такой мере отчаянию, не считал себя погибшим и не думал, как о средстве спасения России о выборе царя из членов сената, между которыми даже не было лиц, пользовавшихся особенным доверием Петра. В сущности, даже нет основания придавать такому письму, если бы даже оно и было написано, значение геройского подвига, свидетельствовавшего будто о самоотвержении и патриотизме.

Нет сомнения, что русское войско накануне кризиса сражалось храбро. Немного позже Петр в письме к сенату хвалил доблесть армии, сознавал, впрочем, что «никогда, как и начал служить, в такой дисперации не были»[646]. Тут-то именно оказалось, что русское войско со времени Нарвской битвы научилось весьма многому. Однако храбрость и дисциплина при громадном превосходстве сил турок не помогали, и приходилось думать о заключении перемирия.

К счастью, и в турецком лагере желали прекращения военных действий: янычары волновались; к тому же получено известие, что генерал Рённе занял Браилов. Захваченные в плен турки объявили, что визирь желает вступить в мирные переговоры. Это заявление подало русским слабую надежду выйти мирным путем из своего ужасного положения.

Шереметев отправил к визирю трубача с письмом, в котором предлагалось прекратить кровопролитие. Ответа не было, и Шереметев послал другое письмо с просьбой о «наискорейшей резолюции». На это второе письмо визирь прислал ответ, что он от доброго мира не отрицается и чтоб прислали для переговоров знатного человека[647]. Тотчас же Шафиров с небольшою свитой отправился в турецкий лагерь. Из данного ему царем наказа видно, что Петр считал свое положение чрезвычайно опасным.

В наказе было сказано: «1) Туркам все города завоеванные отдать, а построенные на их землях разорить, а буде заупрямятся, позволить отдать; 2) буде же о шведах станут говорить – отданием Лифляндов, а буде на одном на том не могут довольствоваться, то и прочая помалу уступить, кроме Ингрии, за которую, буде так не захочет уступить, то отдать Псков, буде же того мало, то отдам и иные провинции, а буде возможно, то лучше б не именовать, но на волю сатанинскую положить; 3) о Лещинском буде станут говорить, позволить на то; 4) впрочем, что возможно, салатана всячески удовольствовать, чтоб для того за шведа не зело старался»[648].

Как видно, царь прежде всего думал об удержании за собой Петербурга. Для этой цели он был готов жертвовать в случае необходимости разными русскими областями. То обстоятельство, однако, что при открытии переговоров не было вовсе речи о капитуляции всей русской армии, но лишь о заключении между Россией, Турцией и Швецией окончательного мира, свидетельствует о жалком образе действий визиря. Если бы турки продолжали военные действия и принудили русских сдаться, то положение Порты при ведении переговоров было бы гораздо выгоднее. Здесь, очевидно, действовал подкуп. Царь позволил Шафирову обещать визирю и другим начальным лицам значительные суммы денег.