По случаю аудиенции Шереметева у польского короля, императора, папы и гроссмейстера Мальтийского ордена в 1697 году сам боярин, как видно из картин, помещенных в его записках о путешествии, носил западноевропейское платье и большой парик, между тем как его свита была одета во что-то среднее между немецкой и русской одеждой[327]
. Находясь за границей, Петр большей частью являлся в костюме шкипера. При первой аудиенции русских послов у бранденбургского курфюрста в Кенигсберге, карлики, находившиеся в свите, были одеты в русское платье, при второй они явились в великолепном костюме по западноевропейской моде[328]. За границей рассказывали во время путешествия Петра, что царь намерен по возвращении в Россию ввести там брадобритие и ношение немецкого платья[329].Иностранцы, проживавшие в то время в Москве, рассказывают, что, когда ожидали возвращения царя, сановники были в страшном волнении. Бояре собирались по два раза в день для совещаний; в разных приказах происходило что-то вроде ревизий[330]
.Преследование за ношение длинных одежд.
25 августа вечером царь прибыл в Москву и тотчас же отправился в Преображенское. На другой день рано утром вельможи, царедворцы, люди знатные и незнатные явились в Преображенский дворец поклониться государю. Он ласково разговаривал с разными лицами; между тем как к неописанному изумлению присутствующих, то тому, то другому собственной рукой обрезал бороды. Сначала он остриг генералиссимуса Шеина, потом кесаря Ромодановского, после того и прочих вельмож, за исключением только двух, Стрешнева и Черкасского. Та же сцена повторилась дней через пять, на пиру у Шеина. Гостей было множество. Некоторые явились без бороды, но немало было и бородачей. Среди всеобщего веселья царский шут с ножницами в руках хватал за бороду то того, то другого и мигом ее обрезал. Три дня спустя на вечере у Лефорта, где, между прочим, присутствовали и обыватели Немецкой слободы с женами, уже не видно было бородачей.
Дошла очередь и до кафтанов. По рассказу одного иностранца, Петр в феврале 1699 года, на пиру, заметив, что у некоторых из гостей были по тогдашнему обычаю очень длинные рукава, взял ножницы, обрезал рукава и сказал, что такое платье мешает работать, что такими рукавами можно легко задеть за что-либо, опрокинув что-либо, и проч.[331]
Все это могло казаться произвольной причудой, деспотическим проявлением минутной выдумки; но все это имело глубокий смысл, важное историческое значение[332]
. Наш знаменитый историк С. М. Соловьев пишет: «Говоря о перемене платья, мы должны заметить, что нельзя легко смотреть на это явление, ибо мы видим, что и в платье выражается известное историческое движение народов. Коснеющий, полусонный азиатец носит длинное, спальное платье. Как скоро человечество на европейской почве начинает вести более деятельную, подвижную жизнь, то происходит и перемена в одежде. Что делает обыкновенно человек в длинном платье, когда ему нужно работать?Он подбирает полы своего платья. То же самое делает европейское человечество, стремясь к своей новой, усиленной деятельности; оно подбирает, обрезает полы своего длинного, вынесенного из Азии платья… и русский народ, вступая на поприще европейской деятельности, естественно должен был и одеться в европейское платье, ибо вопрос состоял в том: к семье каких народов принадлежать, европейских или азиатских, и соответственно носить в одежде и знамение этой семьи»[333]
.Петр на пиру обрезает традиционную русскую долгополую одежду сановника.
К сожалению, мы не имеем данных о впечатлении, произведенном таким образом действий царя на общество. Не сохранилось и точных архивных данных о первых административных и законодательных мерах, относившихся к брадобритию. Австрийский дипломат Плейер доносил императору Леопольду о введении налога на бороды; можно было также, как сказано у Плейера, внесением капитала приобрести право носить бороду: сохранился медный знак с изображением на лицевой стороне усов и бороды, под словами: «деньги взяты», с надписью на обороте: «207 году»[334]
.