История Петра Великого

Вскоре явилась мысль о приступе. Все, рассказывает Гордон, заговорили об этом, хотя никто не имел понятия об условиях, необходимых для такого дела. Напрасно Гордон подробно объяснял в военном совете, почему нельзя было пока надеяться на успех приступа: ему не удалось убедить царя в невозможности этого предприятия до окончания некоторых работ, предпринятых с целью обеспечения войск на случай неудачи.

Приступ, сделанный 5 августа, имел весьма печальный исход. Много людей погибло совершенно понапрасну. Гордон подробно пишет об унынии, господствовавшем в войске. Недоставало искусных инженеров. Главным инженером был Франц Тиммерман, а его помощниками Адам Вейде, Яков Брюс и швейцарец Морло. Они действовали неудачно и, кажется, не умели взяться за дело. Однажды устроили в подкопе камеру и наполнили ее порохом. Гордон доказывал, что преждевременный взрыв не принесет никакой пользы и только перебьет своих же. Но созванный государем военный совет решил взорвать подкоп и, как скоро обрушится стена, занять пролом войсками. Предсказания Гордона сбылись буквально. Крепостная стена осталась невредимой, а множество русских погибло. «Эта неудача, — говорит Гордон, — сильно огорчила государя и произвела неописанный ужас в войске, потерявшем после этого всякое доверие к иностранцам» [183].

Такого рода ошибки повторялись. Опять пошла речь о штурме, и опять Гордону пришлось говорить против него. Возражения его были оставлены без внимания. Распоряжения царя основывались на советах Лефорта и противоречили убеждениям Гордона. Лефорт и Головин ласкали себя какими-то ни на чем не основанными надеждами и даже дали понять Гордону, что его сомнения и опасения вызваны как будто нежеланием взять крепость. Одним словом, между генералами постоянно царствовало полнейшее разногласие.

Впрочем, и Лефорт в одном из своих писем заметил, что царю, очевидно, не была известна численность азовского гарнизона, — иначе он позаботился бы о собрании под стенами крепости большого количества войска. Трудно сказать, имело ли основание предположение Лефорта, что при более многочисленном войске крепость была бы взята. Как бы то ни было, но на этот раз предприятие Петра кончилось полной неудачей. 27 сентября решили, что нужно отступить. Единственным, сравнительно скромным успехом было занятие каланчей.

В свою очередь, и Шереметев лишь отчасти действовал успешно. Он занял два форта на Днепре: Кизикермен и Таган.

Петр во время пребывания под Азовом участвовал самолично во всех трудах и подчас подвергал себя опасностям. В дневнике Гордона сказано, что царь весьма часто находился в мрачном расположении духа. Два товарища царя, его сотрудники в потешном войске, Воронин и Лукин, были убиты под Азовом. Он горевал также о потере Троекурова, своего «друга», как он назвал его в письме к князю Ромодановскому. Впрочем, сохранились и другие относящиеся к этому времени письма царя, в которых он, смеясь, говорил о «наишутейшем», «всеяузском патриархе» Зотове, о «Марсовой потехе», о подвигах «Ивашки Хмельницкого» и проч. Неудачи при осаде Азова, кажется, нисколько не повредили отношениям царя к иностранцам. Зато, как мы видели, раздражение в войске против иностранных офицеров и инженеров могло повести легко к перемене их положения. Александр Гордон, племянник Патрика, также участвовавший в осаде Азова, замечает в своей «Истории Петра Великого», что Адам Вейде, которому приписывали неудачу с вышеупомянутым подкопом, сделался предметом общей ненависти, и несколько дней сряду не смел показываться солдатам.

Ко всем неудачам под Азовом присоединилась еще та беда, что отступление войска и возвращение его в пределы Московского государства было сопряжено с ужасными затруднениями. По случаю бури, имевшей следствием разлив вод у берегов Азовского моря, утонуло много народу. Арьергард войска, начальником которого был Гордон, страшно страдал от нападений татар, со всех сторон окруживших отступавшее войско. Один полк был разбит совершенно, а полковник взят в плен [184]. Впоследствии в народе рассказывали друг другу подробности этого печального эпизода [185].

О лишениях и страданиях войска во время отступления, мы узнаем из донесений австрийского дипломатического агента Плейера, который после пребывания под Азовом, по случаю болезни, на пути в Москву пролежал в Черкасске. Возвращаясь оттуда в Москву, он видел всю дорогу, на протяжении 800 верст, усеянную трупами людей и лошадей; все деревни были переполнены больными, заражавшими местных жителей своими недугами; смертность была ужасная [186].

Неудача первого Азовского похода числом жертв превосходила неудачи Голицына в Крымских походах 1687 и 1689 годов.