История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

Так называемые жезлы вестников также являются разновидностью предметного письма. Они известны не только в древней Европе, где их применение прослеживается вплоть до самого недавнего прошлого, но прежде всего в Австралии и древнем Китае. На жезлах, вручаемых вестникам, делались различные знаки-зарубки. В своей примитивной форме простые зарубки на палке служили лишь памятной заметкой для вестника, который должен был, глядя на них, помнить о числе своих поручений. Более сложные системы зарубок передавали согласованные между сторонами группы знаков, при помощи которых могли выражаться определенные комплексы понятий.

Вероятно, самый популярный и в то же время один из самых своеобразных примеров предметной письменности представляют шнуры с узелками. Среди них в первую очередь надо назвать кипу древних инков, исконных жителей нынешнего Перу. Приводя здесь кипу в качестве образца узелкового письма, мы вовсе не хотим сказать, будто такое письмо имелось только у инков. Уже китайский мудрец Лао-цзы указывал на ту роль, которая отводилась в древнем Китае узелковому письму как способу передачи известий; согласно Геродоту (IV, 98), персидский царь Дарий предложил ионийцам простейший календарь, основанный на принципе узелкового письма; по этому же принципу сделаны и католические четки; в настоящее время шнуры с узелками и подобные им памятки встречаются на острове Хайнань и в Бенгалии, на японском острове Рюкю, а также в Океании, Центральной и Западной Африке, в Калифорнии и южных областях Перу, причем на Соломоновых, Каролинских и Маркизских островах шнуры с узелками и петлями еще и поныне служат для передачи известий.

Рис. 3. Предметное письмо йоруба. Номер 1 — две раковины каури, соприкасающиеся тыльными сторонами, что выражает несогласие, упрек заимодавца нерадивому должнику, Номера 3–4 — раковины каури, соединенные попарно фронтальными сторонами, — изъявление добрых чувств к отсутствующему брату с просьбой о ходатайстве. Номер 8 — послание мира и дружбы короля йоруба королю Лагоса от 28 декабря 1851 г. по случаю его возвращения на престол.

Рис. 4. Огненное письмо батиков.

Но лучше всего мы осведомлены о кипу. Уже давно придерживаются мнения, что эти документы содержат лишь числовые данные самого различного характера. Такая точка зрения представляется наиболее убедительной, если принять во внимание особенности материала. Кипу состоит из одного прочного шнура и нескольких укрепленных на нем нитей. Смысловое значение узелкового письма зависит от цвета нитей, типа и числа узелков, а также от расположения нитей по отношению к главному шнуру, от их последовательности и вида переплетения. Среди найденных — причем исключительно в погребениях — довольно тяжелых кипу один весил чуть ли не четыре килограмма. Можно даже думать, что различные расположения, соединения и цвета нитей и узелков допускали целый ряд комбинаций; и все же трудно представить себе, как этим путем передавались в форме предложений сложные по содержанию мысли. Здесь-то, очевидно, и лежат границы подобного предметного письма, что и дало повод к упомянутой выше уверенности в исключительно числовом характере кипу. Далеко не последним основанием для такого утверждения послужило свидетельство средневекового историка Гарсиласо де ла Вега, надо сказать, довольно интересной личности: отец его — испанский капитан, а мать — дочь местного вождя. Этот Гарсиласо категорически заявлял в своей изданной в 1617 году в Кордове «Всеобщей истории Перу», что перуанцы узнавали по кипу о числе сражений, посольств и царских постановлений, но не могли прочесть дословный текст послания. Однако по другой теории, выдвинутой известными исследователями и пока еще не опровергнутой, кипу содержали не прямые статистические данные, а, скорее, комбинации магических чисел, которые выражали представления о созвездиях, охраняющих покой мертвых.

Рис. 5. Инки Тупак Юпанги слушает донесение одного из своих наместников (который читает его по кипу).

Оба предположения, вероятно, вполне совместимы, а последнее из них не только не является существенным шагом вперед по отношению к теории о числовом характере кипу, но, по-видимому, в принципе лишь подтверждает ее.

И уж во всяком случае, слишком далеко заходит швейцарский путешественник и исследователь Чуди, который считает, что «письменностью» кипу могли быть записаны собрания законов, хроники и даже стихи.