Из одного демотического папируса Шампольону было известно, как писалось в демотике имя Клеопатры. Бесчисленное количество раз «упражнялся» он уже на этом имени, передавая его иератическим и иероглифическим письмом. Он знал, что именно так, так и не иначе, это имя будет написано в царском овале иероглифической надписи. Но самой надписи не было.
И вот, наконец, в январе 1822 года вышло в свет литографированное издание иероглифической надписи, скопированной с найденного в Филэ обелиска — того самого, который в свое время был с осторожностью переправлен через нильские пороги итальянцем Бельцони. Бэнкс послал изданную надпись в Парижский институт. Там у Шампольона было много завистников, и копию передали не ему, а крупному эллинисту Летрону.
Однако Летрон был студенческим другом Шампольона. Он вручил ему присланную Бэнксом литографию. Биограф Шампольона Г. Хартлебен в следующих словах описывает этот момент:
«Словно ток пробежал по жилам дешифровщика, как только он взглянул на нее, — здесь во втором царском овале стояло имя „Клеопатра“, написанное именно так, как писал он сам, столько раз восстанавливая из демотической формы первоначальную иероглифическую и с горячим нетерпением ожидая окончательного подтверждения! Кто до него был способен на это?»
Оба царских овала с именами «Птолемей» и «Клеопатра» дали в руки Шампольона двенадцать различных иероглифических букв и сразу поставили дешифровку на непоколебимый фундамент. Но радость открытия вскоре была омрачена. Дело в том, что посылая копию в Париж, Бэнкс сделал на ней карандашную отметку: «Клеопатра» — предположение вполне понятное, если учесть, что он уже давно прочел греческий текст на цоколе обелиска. Но как только Шампольон, буква за буквой, доказал то, что другие (Бэнкс, Юнг и Летрон) лишь предполагали, эти последние, оспаривая пальму первенства у дешифровщика, единодушно накинулись на него, не забывая, однако, злобно огрызаться и друг на друга.
Но помешать ему было уже нельзя. Он собирает. Собирает, где только можно, все царские картуши, содержащие написанные иероглифами имена, и берется за них, вооруженный целым арсеналом египтологического оружия, выкованного им в упорном труде. И поздний период египетской истории пробудился к новой жизни, и воистину заговорили камни, и вот уже Александр, Тиберий, Домициан, Германик и Траян, как старые знакомые, смотрят на него из своих овальных окон.
Знакомые — и все-таки чужие. Ведь среди них нет ни одного-единственного местного египетского имени, и отсюда Шампольон ошибочно заключает, что только иностранные имена позднего времени писались звуковыми знаками.
В августе 1822 года он сделал новый значительный шаг на пути к дешифровке иероглифического письма. Как-то ему бросилось в глаза, что за некоторыми названиями звезд, написанными иероглифически, стоит звездочка. Звездочка за названиями звезд? И вдруг его озарило: да ведь это
Так была открыта сущность тех самых стоящих на конце слова добавочных знаков, которые предназначались для четкого различения слов, звучавших по-разному, но писавшихся одинаково, и которые составляют основную часть всей системы египетского письма.
Шампольон, однако, еще не публикует свои новые открытия в области иероглифики. Жизнь научила его молчать. Зато 22 августа 1822 года он зачитывает в Академии надписей свою статью о демотической письменности, плод десятилетнего исследования. Наконец-то настоящий успех! Ему был оказан такой прием, о котором он не мог даже мечтать: де Саси, великий де Саси, прежний учитель, ранее отвернувшийся от слишком, по его мнению, самоуверенного ученика, вскочил с места и в немом восторге простер руки к молодому ученому. Он вносит предложение, чтобы государство взяло на себя издержки по изданию сочинения Шампольона.
Теперь Шампольон форменным образом ненасытен в собирании царских картушей. Еще бы! Ведь эта работа принесла уже столько плодов. В храмовых надписях он находит дюжины имен, но это по-прежнему только имена греческих царей и римских императоров, связанных с последним периодом древнеегипетской истории. Вероятно, одно из таких имен он надеялся обнаружить и в то памятное утро 14 сентября 1822 года, когда напряженно склонился над посылкой, которую ему доставил объездивший Египет и Нубию французский архитектор Гюйо. В ней находились точные зарисовки рельефов и надписей, украшавших египетские храмы.