Право взять лучшее из того, что создали египтяне в области письменности, и сознательно сделать последний шаг к буквенному письму осталось за Эфиопским царством, расположенным к югу от Египта. В этой стране, находившейся под сильным культурным влиянием северного соседа, при официальной переписке издавна пользовались египетскими языком и письменностью, хотя язык населения был совершенно иным. Приблизительно в 200 году до нашей эры столицей Эфиопского царства становится Мероэ. Начиная с этого времени, страна все более освобождается от египетского влияния и пробуждается к собственной политической жизни. Все более ясно проявляется и потребность в создании письменности, которая была бы приспособлена к местному языку. И вот, наконец, на основе египетских и, вероятно, греческих образцов возникла чрезвычайно удачная комбинация обеих этих систем — мероитская буквенная письменность.
Как и египетская, она имеет иероглифическую и демотическую форму; как и греческая, она состоит из двадцати с лишним знаков, настоящих букв, в числе которых есть также и знаки для гласных. Сами мероитские знаки заимствованы из египетской письменности; но их значения (и смысловые, и фонетические) почти совсем не совпадают со значениями тех же знаков в египетском письме.
Несмотря на то, что мероитская письменность была известна уже с 1820 года благодаря копиям французского рисовальщика Кайо, она в течение многих лет считалась недоступной для дешифровки. Раскрытию тайны мероитского письма немало мешали искаженные представления о сказочном, существовавшем якобы в незапамятной древности блистательном царстве Мероэ. Эти иллюзии были развеяны лишь Рихардом Лепсиусом. Ныне можно с известной достоверностью, по крайней мере, читать мероитские письмена. В результате почти двадцатилетней работы (1911–1929) английскому ученому Гриффиту удалось, опираясь на текст надписи с цоколя из Бенага, найденного Лепсиусом, не только прочесть надписи, но и до некоторой степени истолковать их.
Упомянутая надпись составлена на египетском языке египетской письменностью, однако имена царей и цариц переданы в ней, кроме того, и мероитскими иероглифами. Поскольку язык этих иероглифов, очевидно, стоит особняком, а толкование их неполно и не может считаться бесспорным, мы ограничимся тем, что приведем таблицу мероитского алфавита и образец письменности (рис. 57).
В Египте, однако, как мы уже говорили, были далеки от того, чтобы пользоваться подобным буквенным письмом. И всякий писал там так, как его устраивало. Скажем, одному писцу (но отнюдь не всем) могло прийти на ум передать слово «хорошо»,
Но уж настоящая беда была с омонимами. Например, группа
В заключение позволим себе привести в виде образца египетский иероглифический текст с транскрипцией и переводом. Думаем, что, несмотря на всю его краткость, он поможет читателю составить некоторое представление о богатстве этого восточного языка, а также о его структуре.
Дешифровка письменности народа древней страны на Ниле не только открыла новые картины истории, но и показала духовный мир древнего египтянина, прекрасно отраженный в гимне фараона Аменхотепа IV, «царя-вероотступника» Эхнатона, своему новому богу-Солнцу: