История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

Его третья и последняя экспедиция, разрешение на которую было дано специальным фирманом, изданным в 1876 году, началась под несчастливой звездой. В Халебе свирепствовала холера, страну раздирали племенные распри, и, наконец, в Багдаде скончался его спутник и друг, финн Эннеберг.

Однако тихий, погруженный в себя Джордж Смит был не из тех людей, которых легко запугать, особенно если речь шла о любимой работе. Иной раз с ним творились удивительные вещи, и он вел себя как одержимый. Его ближайшие сотрудники знали об этом.

Как-то еще в Лондоне, обрабатывая большой фрагмент глиняной таблички из куюнджикской коллекции, Смит обнаружил, что одна сторона важной части этого текста покрыта толстым слоем белой известкоподобной массы, не поддающейся удалению. Помочь мог только один человек — реставратор Риди, имевший состав для снятия налета, однако он с чрезвычайной подозрительностью относился ко всяким попыткам проникнуть в тайну своего «рецепта». К пущему негодованию Смита Риди был тогда в отъезде. Но прошло несколько дней, Риди вернулся, слой был мастерски удален, и вожделенная табличка опять вручена Смиту.

В то время он работал в Британском музее в одной комнате с Роулинсоном, над канцелярией секретаря Королевского Азиатского общества. Принесли табличку, Смит нетерпеливо хватает очищенный фрагмент, исследует его и находит на нем нужный текст! Ликующий возглас вырывается из груди ученого: «Я первый, кто читает это после того, как оно было забыто на две тысячи лет!» Все оборачиваются, бросаются к нему. Роулинсон и сотрудники готовы принести свои поздравления, они хотят посмотреть, что же, наконец, привело в такое состояние всегда рассудительного и спокойного Смита. Но Смит кладет табличку, в радостном возбуждении ожесточенно мерит комнату огромными шагами и вдруг начинает… раздеваться, «к немалому удивлению присутствующих», как не преминул заметить один из английских хроникеров.

Так же ожесточенно шагал он и по Сирии во время последней своей экспедиции. Под палящим солнцем, невзирая на предостережения французского консула, не обращая внимания на все добрые советы — вперед, только вперед. Приходилось питаться лишь местной пищей, которой он не выносил, и которая не подкрепляла его.

«Чувствую себя нехорошо. Был бы здесь врач, может быть, я и выздоровел бы. Не пришел. Очень сомнительный случай; если смерть, прощайте…

Вся моя работа посвящена науке… Друзья, надеюсь, позаботятся о моей семье… Твердо выполнял свой долг… Конца не страшусь, но хотелось бы жить, ради семьи… Быть может, все еще обойдется».

Это было все, что он смог записать в своем дневнике 12 августа 1876 года.

Смертельно больным и совершенно истощенным Джордж Смит был доставлен в дом британского консула в Халебе, где и скончался 19 августа 1876 года.

Со смертью Джорджа Смита окончилась героическая песнь ранней ассириологии. Он же стоит и в конце истории дешифровки вавилоно-ассирийской клинописи.

Вероятно, следовало бы поведать о перипетиях, связанных с объяснением других языков, открытых благодаря клинописи, — хурритского, урартского, древнеэламского. Однако все это выходит за рамки нашей книги, да и исследования во всех указанных областях еще идут полным ходом.

Рис. 97. Образцы смешанного написания (корень слова написан идеографически, окончание — фонетически).

Нам осталось только дать завершающий обзор и краткое описание характера и своеобразных черт аккадской клинописи.

Последующие раскопки подтвердили высказанные Хинксом и Оппертом предположения относительно ее происхождения. Было доказано, что она отнюдь не является аккадским, а тем более вавилонским или ассирийским изобретением. Ее создателем был еще более древний народ — шумеры, происхождение которых доныне неизвестно; от них клинопись перешла к аккадцам. Шумерский язык, эту «церковную латынь древнего Востока» (И. Фридрих), едва ли понимали уже и сами вавилонские жрецы, почему и были изготовлены списки слов, грамматики и вавилонские переводы крупных шумерских текстов. При их помощи и мы смогли проникнуть в тайны этого древнейшего языка, а посредством древнейших форм аккадской клинописи открыть и еще более древние шумерские формы. Здесь исследователям удалось вскрыть и весь путь развития клинописного письма — путь «от рисунка к букве», который нельзя представить, имея лишь более поздние формы клинописных знаков. Невозможно его понять и без знания писчего материала.

Двуречье — наносная земля, здесь природа в избытке давала материал для письма, его нужно было только подобрать и придать ему соответствующую форму. Мягкая глина! На ней деревянной палочкой или заостренной тростниковой трубкой выдавливались письменные знаки. Затем глиняные таблички обжигались в печи, где они так затвердевали, что могли сохраняться в течение тысячелетий.

Рис. 98. Оттиск печати царя Нарам-Сина на кирпиче, найденном в Ниппуре (2270–2233 гг. до н. э.).