Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Письменность выражается не самыми предметами, а путем меток на предметах или любом ином материале. Письменные символы, как правило, выполняются при помощи двигательных действий рук, которые рисуют, пишут кистью, процарапывают или вырезают. Это нашло отражение в значении и этимологии слова «писать» на разных языках. Английское слово write связано с древнескандинавским rīta, «вырезать (руны)», а современное немецкое reissen, einritzen – с «рвать, вырезать». Греческое слово γράφειν, «писать», ср. с «графика», «фонография» и т. д., также значит «делать насечки», по-немецки kerben. Латинское scribere, немецкое schreiben, английское scribe, inscribe и т. д. первоначально означали «вырезать», как видно из его связи с греческим σκαριφάσθαι, «вырезать, царапать». Готское mēljan, «писать», первоначально значило «рисовать кистью», и это проявилось в том, что современное немецкое слово malen означает «красить». И наконец, славянское писати, «писать», сначала было связано с рисованием, как показывает его связь с латинским pingere, «рисовать кистью», что также проявилось в английских словах paint, «краска», picture, «картина», pictography, «пиктография», и т. д. То же семантическое развитие наблюдается в семитской семье языков.

А именно корень šṭr, «писать», по всей видимости, первоначально означал «резать», к каковому выводу приводят арабские слова sāṭūr, «большой нож», и sāṭir, «мясник»; корень ktb, «писать», первоначально означал «вырезать, высекать», как видно из сирийского maktebā, «шило»; а корень ṣḥf или ṣḫf означал не только «писать», но и «выкапывать, выдалбливать» в южносемитских языках.


Вышеописанные факты иллюстрируют механическое происхождение письменности и в то же время указывают на очень тесную связь между изображением и письмом. Так и должно быть, ведь самый естественный способ передачи идей с помощью визуальных знаков – это рисунки. У примитивных народов рисунок несовершенным образом выполняет функцию, которую в наше время берет на себя письменность. В ходе веков рисунок развивался в двух направлениях: во-первых, как изобразительное искусство, в котором картины продолжали более-менее точно воспроизводить предметы и события окружающего мира в не зависящей от языка форме; и, во-вторых, как письмо, в котором знаки независимо от того, сохраняют ли они свою изобразительную форму, в конечном счете становятся вторичными символами для выражения понятий языка.

Примеры устойчивой коммуникации, осуществляемой путем осязательного восприятия, например с помощью азбуки Брайля, и слухового восприятия, например прослушивания фонограмм, – это вторичные переносы, развившиеся из систем, созданных на основе зрительного восприятия.

На рис. 1 в виде таблицы показаны несколько различных способов коммуникации, доступных человеку.


Рис. 1. Способы передачи идей


Говоря о разнообразных системах человеческого общения, не следует смешивать первичные и вторичные системы. Лучше всего проиллюстрировать их различие на следующем примере. Когда отец подзывает сына свистом, он без посредства какой-либо языковой формы выражает свое желание привести мальчика в определенное место. Его мысль или чувство сразу же и напрямую передается через свист. Это первичное средство коммуникации. Но если отец пытается подозвать сына, высвистывая буквы с-ы-н азбукой Морзе, он делает это с помощью языкового переноса. Его желание привести сына в определенное место передается в свист через посредство языковой формы. Это то, что можно назвать вторичным средством коммуникации.

Возможности вторичного переноса безграничны. Произнесенное слово «сын», например, – это первичный речевой знак. В написанном слове «сын» мы находим, что письменный знак использован вместо устного. Если это написанное слово с-ы-н затем передать с помощью сигналов фонариком, то полученные в результате вспышки будут знаками знаков, которые, в свою очередь, тоже будут знаками знаков. И так далее до бесконечности.

В английском языке нет удачного выражения, которое могло бы охватить все условные средства человеческого общения с помощью знаков. Французские лингвисты используют в этом смысле слово le langage, а устную речь они называют langage parlé, langage articulé или просто la langue. В англо-американском словоупотреблении speech часто обозначает устную речь, a language – любую систему знаков. В качестве названия общей науки о знаках предлагалось несколько терминов, из которых наиболее подходящим, пожалуй, является термин «семиотика», введенный Чарльзом Моррисом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука