История под знаком вопроса

В Средние века история обслуживала потребности городов — государств, монастырей, развивающейся прослойки феодалов разного уровня, становящейся на ноги церкви. Потом пришла очередь обслуживать католическую иерархию, евангелическую и т. п. церкви и крепнущий абсолютизм. В XIX веке история верно служила европейскому национализму, а в XX - тоталитаризму и национализмам малых или колониальных народов, бросившихся наверстывать упущенное.

В следующей главе я рассмотрю именно последний аспект: обслуживание историками национальных движений и националистических политиков в разных частях мира. Не претендуя на полноту обзора, постараюсь на трех примерах (бывший «социалистический лагерь», Ближний Восток и Африка) показать, как историки продавались националистам всех мастей в самых разных странах и частях света. Но сначала обращусь к еще одной теме, тесно связанной с работой историков на идеологию.

Многовариантность истории как следствие продажности историков

В историческую аналитику термин «многовариантность» внес математик Александр Гуц, профессор Омского университета, заведующий одной из математических кафедр. Его исследовательская работа связана с современнейшими физическими теориями времени, согласно которым действительное пространствo-время многовариантно и каждый раз, когда в нем нечто случается, происходит раздвоение этого пространства — времени на новые его варианты, т. е. возникновение новых пространственнo-временных реальностей.

Соответственно этим физическим представлениям «вселенная имеет много ответвлений, лишь одно из которых дано познать какому — либо определенному наблюдателю, и при этом все прочие ответвления в равной степени «реальны»» [Гуц 2, стр. 32]. Таким образом, сама реальность многообразна, так что и история, которая описывает прошлые состояния пространства — времени, невольно становится многовариантной. Впрочем, эти сверхмодерные физические представления пока еще не играют почти никакой практической роли в воззрениях человечества на свое прошлое. Поэтому я предпочитаю искать объяснение многовариантности истории на пути рассмотрения характерных особенностей процесса моделирования прошлого, применение которого к нашему прошлому и составляет единственную известную нам суть исторического исследования.

История - это модель прошлого и моделей таких много, чтобы не сказать неисчислимо много. Каждый раз, когда историк начинает описывать прошлое, он создает новую модель прошлого (за исключением разве только случая абсолютного отсутствия творческого элемента у историков, просто списывающих с работ предшественников; впрочем и такую подмодель или компилятивную модель можно считать новой, хотя и не слишком творческой, моделью прошлого). При этом историк сам, в соответствии с исторической традицией или реже как новатор, определяет набор элементов моделируемого прошлого: задает географические и хронологические рамки своей модели, а также палитру исторических образов, процессов, явлений, из которых будет конструироваться его модель.

Это напоминает процесс выделения образов в науке, известной как распознавание образов. Ученый ихтиолог, задавая разные критерии, может локализовать в популяции сельди или салаки Балтийского моря, например, три локальные популяции, если определит критерий близости более строго, или семь таких подпопуляции при иных критериях близости. Так и историк сам очерчивает свои исторические образы, из которых он будет строить свою модель прошлого.

В трактовке близких образов могут быть существенные различия. Так советский историк середины XX века говорил о Великой Отечественной войне, в то время как его западный коллега описывал Вторую мировую войну. В СССР не было принято артикулировать захват части Финляндии, всей Прибалтики, восточных областей Румынии и Чехословакии как действия в ходе Второй мировой войны. А уж аннексию Тувы и попытку присоединения иранского Южного Азербайджана предпочитали вообще не упоминать. Самый честный и объективный историк объективен лишь в пределах, заданных политикой и идеологией.

Из субъективного характера моделирования прошлого вытекает и субъективность истории, и ее многовариантность. Даже для наиболее объективных - как им кажется - модельеров прошлого, даже для самых честных историков взгляд на прошлое возможен только через призму его личной модели мира, сформировавшейся под воздействием представлений его современников и одногo-двух предыдущих поколений. Мы всегда смотрим на прошлое с сегодняшней позиции.