История похищения

Прежде всего дон Фабио похвалил Нидию за смелость и за то, что она готова горы свернуть, спасая Диану. Что же касается помощи в переговорах с Пабло Эскобаром, ответ был мастерски уклончив: он с огромным удовольствием сделает все, от него зависящее, однако вряд ли из этого выйдет что-либо путное. Под конец встречи Фабио-младший попросил Нидию объяснить президенту, как важно продлить срок сдачи властям. Она сказала, что будет лучше, если они сами обратятся в компетентные органы. Таким образом, Нидия дала понять, что не намерена выполнять роль связного. Фабио-младший это понял и на прощание, желая ее ободрить, вспомнил афоризм:

– Пока живу – надеюсь.

Когда Нидия вернулась в Боготу, Асусена передала ей письмо от Дианы, в котором та просила встретить Рождество с ее детьми. А Эро Бусс вызвал Нидию по телефону в Картахену, чтобы поговорить с глазу на глаз. Увидев, что немец после трех месяцев заточения находится в хорошем физическом и моральном состоянии, Нидия, переживавшая за здоровье дочери, немного успокоилась. Эро Бусс, правда, виделся с Дианой только в первую неделю после похищения, однако охранники и обслуга постоянно обменивались новостями, поэтому кое-что доходило и до заложников. Он знал, что здоровье Дианы в порядке. Единственной серьезной опасностью, которую никак не удавалось устранить, было силовое освобождение заложников.

– Вы не представляет, каково жить под дамокловым мечом, понимая, что тебя в любой момент могут убить, – сказал Эро Бусс. – И не только потому, что вдруг «придет закон», как говорят эти ребята, а потому что они перепуганы донельзя и любой шум могут принять за попытку штурма.

Он посоветовал Нидии любой ценой помешать силовому захвату и добиться поправки к указу, изменяющей сроки сдачи.

Вернувшись в Боготу, Нидия в тот же день поделилась своими тревогами с министром юстиции. А еще она пришла вместе с сыном, депутатом парламента Хулио Сесаром Турбаем Кинтеро, к министру обороны генералу Оскару Ботеро и слезно молила его от имени всех заложников воздержаться от силового захвата, а действовать только через секретные службы. Нидия все явственнее предчувствовала надвигающуюся трагедию, и ее силы были на исходе. У нее начало болеть сердце, она то и дело плакала. Громадным усилием воли Нидия пыталась взять себя в руки, однако плохие известия вновь и вновь выбивали ее из колеи. По радио передали, что Невыдаванцы грозятся привезти и бросить перед президентским дворцом тела убитых заложников, если сроки сдачи властям, определенные во втором указе, не будут изменены. Нидия в смертельном отчаянии позвонила президенту республики. Тот как раз проводил Совет безопасности, поэтому к телефону подошел Рафаэль Пардо.

– Молю вас, спросите президента и членов Совета безопасности, чего они добиваются! Неужели для изменения указа действительно нужно, чтобы им подбросили под дверь мешки с трупами заложников?!

В состоянии такой же экзальтации Нидия была и спустя несколько часов, когда ей наконец удалось лично попросить президента об изменении срока, определенного указом. До него уже дошли слухи, что Нидия жалуется на его равнодушие к чужой боли, и он постарался проявить больше терпения, более четко выразить свою позицию. Гавирия объяснил, что указ 3030 только-только принят и он не может его сразу поменять, нужно время, чтобы посмотреть, как он будет действовать. Но Нидия сочла, что президент просто себя оправдывает, на самом деле он упустил время, не принял должных мер.

– Изменить сроки нужно не только для сохранения жизни заложников, – возразила Нидия, устав от словоблудия. – Это единственное, чего не хватает террористам для явки с повинной. Измените срок, и они вернут Диану.

Гавирия не уступал. Он уже понял, что фиксированный срок сдачи торпедирует его политику в отношении наркодельцов, однако отказывался его менять, чтобы Невыдаванцы не добились своего путем похищения людей. На ближайшие дни, в обстановке полной неопределенности, был назначен созыв Конституционной Ассамблеи, и президент не мог допустить, чтобы правительство проявило слабость и даровало мафии амнистию.

– Ни убийство четверых кандидатов на пост президента, ни взятие людей в заложники, которое случалось раньше, не представляли реальной опасности для демократии, – позднее скажет Гавирия. – Опасность возникла тогда, когда возник соблазн подвести наркопреступников под амнистию, это породило множество слухов, и появился немалый риск, что амнистия произойдет.

А значит, у Конституционной Ассамблеи будет похищена совесть. Гавирия твердо и бесповоротно решил не допустить этого и в случае, если Ассамблея проголосует за амнистию, распустить ее.

Нидия уже давно уговаривала Турбая устроить какую-нибудь акцию в поддержку заложников, которая вызвала бы большой резонанс: организовать многотысячную демонстрацию перед президентским дворцом или мирную забастовку. А может, направить официальный протест в Организацию Объединенных Наций. Но доктор Турбай умерял ее порывы.