Дом остался в ведении Дворецкого, который частенько являлся лишь поздно вечером, навьюченный бутылками кефира и пакетами с жареной картошкой. Изредка в пакете была еще и курица. Устав дожидаться хозяина, охранники сами обшаривали кухню. Марухе по их возвращении доставались остатки галет с сырой сосиской. Томясь скукой, парни стали еще более неуравновешенными и опасными. Они проклинали своих родителей, полицию и вообще весь белый свет. Марухе приходилось выслушивать их рассказы о каких-то бессмысленных преступлениях, терпеть богохульства: бандиты нарочно кощунствовали, стараясь доказать, что Бога нет. А уж когда они принимались похваляться подвигами в постели, это вообще напоминало дурдом. Один даже подробно расписывал, как он извращенно издевался над своей любовницей в отместку за ее насмешки и грубость. Обиженные на весь мир, предоставленные сами себе, охранники в конце концов пристрастились курить марихуану и «базуку». Причем накуривались так, что в комнате, где и без того было душно, вообще становилось не продохнуть. Радио орало-разрывалось, парни хлопали дверьми, прыгали, пели, плясали и кувыркались во дворе. Один, похоже, когда-то был акробатом в бродячем цирке. Маруха грозила, что шум может привлечь внимание полиции, но парням все было нипочем.
– Пусть придут и всех нас укокошат! – вопили они.
Маруха дошла до ручки. Особенно ее мучил ополоумевший Злыдень, которому нравилось будить пленницу, приставив ей к виску автоматное дуло. У Марухи начали выпадать волосы. Каждое утро она с тоской смотрела на усеянную волосами подушку.
Конечно, охранники отличались друг от друга, но слабости у них были общие: тревожность и взаимное недоверие. А Маруха еще больше это подпитывала своими страхами.
– Как можно так жить?! – внезапно восклицала она. – Во что вы верите?.. Вы вообще понимаете, что такое дружба?
И, не дожидаясь ответа, загоняла их в угол:
– Для вас что-нибудь значит слово «товарищество»?
Они отмалчивались, но, видно, на душе у них становилось тревожно, потому что они не возмущались, а, наоборот, начинали пресмыкаться перед Марухой. Противостоял ей лишь один Злыдень.
– Поганые олигархи! – разорался однажды он. – Думали, вы вечно будете править? Черта с два! Ваша песенка спета!
Маруха, которая обычно так его боялась, в бешенстве крикнула:
– Да вы своих друзей убиваете, а они – вас! Вы все друг друга перебьете! Пусть мне хоть кто-нибудь объяснит, что вы за зверье такое!
В отчаянии из-за того, что ее нельзя убить, Злыдень шарахнул кулаком по стене и сломал запястье. Он дико завопил и со злобы разрыдался. Но Маруха не поддалась расслабляющему чувству жалости. Дворецкий весь вечер ее утихомиривал и даже предпринял тщетную попытку улучшить меню.
Маруха спрашивала себя: как могут люди, которые вытворяют такое, упорно верить, что для конспирации следует говорить шепотом, запирать комнату и приглушать радио и телевизор? Устав от этих слабоумных порядков, она взбунтовалась: принялась говорить нормальным голосом и ходить в туалет, когда захочет. Правда, это усиливало ответную агрессию, особенно если Дворецкий отлучался, оставляя ее на попечение двух дежурных. Кульминация наступила однажды утром. Охранник в маске ворвался в ванную, когда Маруха намыливалась, стоя под душем. Она еле успела прикрыться полотенцем и от ужаса завопила на всю округу. Охранник окаменел, душа у него ушла в пятки. Вдруг прибегут соседи? Но никто не прибежал, с улицы не донеслось ни вздоха. Охранник сделал вид, что ошибся дверью, и на цыпочках, пятясь, вышел из комнаты.
В самый неожиданный момент Дворецкий вернулся домой с незнакомой женщиной, которая взяла бразды правления в свои руки. Правда, беспорядка от этого только прибавилось. Женщина на пару с Дворецким участвовала в попойках, которые заканчивались драками и битьем посуды. Еду стали приносить совсем нерегулярно. По воскресеньям парочка отправлялась на гулянки. Маруха без охраны ходила по двору, а четверо охранников, бросив автоматы в комнате, ринулись на кухню в поисках съестного. В голову закралась соблазнительная мысль. Маруха встрепенулась и принялась ее лихорадочно обдумывать, гладя собаку. Она нашептывала псу ласковые слова, а он в восторге лизал ей руки и заговорщически урчал. Но внезапный крик Злыдня прервал ее мечтания.
Планам не суждено было сбыться. Собаку поменяли на другую, этакого пса-людоеда. Прогулки запретили и не спускали с Марухи глаз. Больше всего она тогда боялась, что ее прикуют к кровати пластмассовой цепью, которой Злыдень поигрывал у нее перед носом.
Стараясь предотвратить нежелательное развитие событий, Маруха сказала:
– Если бы я хотела убежать, я бы давно это сделала. Меня несколько раз оставляли одну, но я этим не воспользовалась.