История похищения

В этой буре чувств и ощущений проходили невыносимые дни и бесконечные ночи. Маруха трепетала от ужаса, ложась на Маринину постель, укрываясь одеялом, которое до сих пор сохраняло запах ее тела. Засыпая, она слышала доносившийся из темноты, рядом с кроватью Маринин шепот, напоминавший жужжание пчелы. Однажды она даже увидела Марину наяву. Та дотронулась до Марухиного плеча (причем рука у нее была живая, теплая, нежная) и прошептала на ухо:

– Маруха!

Маруха не сочла это галлюцинацией, потому что когда-то в Джакарте с ней уже приключалось нечто подобное. Она купила на ярмарке антиквариата большую, в человеческий рост, скульптуру прекрасного юноши, который попирал ногой голову поверженного ребенка. У юноши был нимб, как у католических святых, только не бронзовый, как сама скульптура, а латунный. Выглядело это безвкусно, и было похоже, что нимб приделан позже, каким-то доморощенным мастером. Маруха поставила скульптуру на самое видное место в доме и только потом, спустя много времени, узнала, что она изображает бога Смерти.

И вот однажды ночью Марухе приснилось, что она пытается оторвать у статуи нимб, который казался ей верхом безобразия. Но у нее ничего не получалось. Латунь была приварена к бронзе. Маруха проснулась в дурном настроении, пошла посмотреть на статую и вдруг увидела валяющийся на полу нимб. Сон будто получил продолжение! Не веря в мистику, Маруха нашла этому рациональное объяснение. Дескать, это она сама, впав в состояние сомнамбулизма, сорвала нимб с бога Смерти.

В начале заточения Маруху бесила Маринина покорность, и этот гнев придавал Марухе сил. Потом она прониклась к Марине сочувствием – уж больно горькой была ее судьба – и пыталась приободрить подругу, чтобы у той опять возникло желание жить. Затем Марухе пришлось притворяться сильной, когда Беатрис потеряла над собой контроль, и нужно было сдерживаться, не втягиваться в ссоры и склоки. Кто-то должен был управлять ситуацией, иначе они все перегрызлись бы в этих жутких условиях, когда приходилось тесниться в крохотной вонючей комнатушке, спать на полу, питаться объедками и в любой момент ожидать гибели. Маруха взяла тогда бразды правления в свои руки, но сейчас, когда других пленниц не осталось, ей уже не перед кем было притворяться. Она оказалась наедине сама с собой.

Не сомневаясь, что Беатрис рассказала родным, как можно передавать информацию по радио и телевидению, Маруха внимательно смотрела и слушала передачи. И действительно, Вильямисар несколько раз появился на экране, стараясь ее подбодрить, а детишки радовали ее своими выдумками и милыми шутками. Но потом такие передачи неожиданно прекратились. На целых две недели! Она почувствовала себя брошенной и пала духом: снова перестала гулять, постоянно лежала лицом к стене, безучастная ко всему, почти ничего не ела и не пила. У нее опять, как в декабре, начались боли, ноги сводило судорогой. Ей снова требовалась помощь врача, однако Маруха в этот раз никому даже не жаловалась.

Охранники, поглощенные своими личными переживаниями и конфликтами друг с другом, не обращали на Маруху внимания. Ее еда стыла на тарелке, а Дворецкий с женой, похоже, ничего не замечали. Тоскливые дни тянулись целую вечность. Скука была такая, что порой Марухе казалось, что даже в самые первые, самые тяжелые дни ее заключения – и то было лучше. Она полностью потеряла интерес к жизни, часто плакала, а однажды утром, проснувшись, с ужасом заметила, что правая рука поднимается независимо от ее воли, как бы сама собой.

Поэтому смена караула в феврале была промыслительной. Вместо банды Злыдня прислали четырех новых пареньков, серьезных, дисциплинированных и разговорчивых. Они прилично себя вели, нормально изъяснялись. Ребята сразу же предложили Марухе поиграть в «Нинтендо» и другие видеоигры. Это их сблизило. Маруха с самого начала отметила, что они говорят с ней на одном языке, что, конечно, облегчало общение. Новичкам, вне всякого сомнения, велели преодолеть ее сопротивление и, общаясь с ней иначе, чем предыдущие охранники, вывести из депрессии. Поэтому они принялись убеждать Маруху возобновить прогулки по двору, рекомендованные врачом, подумать о муже и детях, не лишать их надежды вскоре увидеть ее живой и здоровой.

Обстановка создалась доверительная. Понимая, что ребята в какой-то степени тоже заложники ситуации и, возможно, нуждаются в моральной поддержке, Маруха делилась с ними воспоминаниями о том, какими были три ее сына в отрочестве. Она рассказывала, как они росли, учились, какие у них были привычки и вкусы. Охранники прониклись к ней симпатией и тоже рассказывали о себе.