История политических и правовых учений: Учебник для вузов

Противопоставляя государству и его закону «идеальное право», Бердяев писал: «Право есть свобода, государство — насилие, право — голос Божий в личности, государство — безлично и безбожно». Под «безличностью государства и закона» при этом он имеет в виду их абстрактно-всеобщий характер: «Государство не знает тайны индивидуального, оно знает лишь общее и отвлеченное. И личность для него есть общее... Государство еще может признать отвлеченное субъективное право человека и гражданина, да и то неохотно, но никогда не признает индивидуальных, неповторимых, единичных, качественно своеобразных прав отдельной личности с ее индивидуальной судьбой».

Эти и аналогичные негативные суждения Бердяева о государстве и законе свидетельствуют о том, что он неосновательно критикует их за то, что составляет их сущностное своеобразие и вместе с тем их величайшую ценность — абстрактно-всеобщий принцип формального равенства, равное отношение ко всем людям, абстрагированное от их различий и т. д. Ведь только благодаря этому, собственно говоря, и возможна в этом мире свобода людей — свобода в форме правового закона, признаваемая, утверждаемая и защищаемая правовым государством. Что же касается неповторимых единичных прав отдельных лиц, за игнорирование которых Бердяев критикует государство и закон, то очевидно, что речь идет, юридически говоря, об индивидуальных привилегиях (в духе аристократического отрицания формально-правового равенства).

Оправдывая свои экзистенциалистские представления о свободе, Бердяев замечает, что разделяемое и защищаемое им «героическое понимание свободы противоположно старому либеральному пониманию свободы». Но это «героическое понимание свободы» отрицает всеобщность права, правовое равенство, правовую справедливость и в целом правовую (и государственно-правовую) форму свободы. Так, он утверждает, что «свобода скорее аристократична, чем демократична», и в этом русле (в стиле Ницше, хотя и с иных позиций) атакует равенство и восхваляет неравенство, видимо путая правовое равенство с антиправовой уравниловкой. «Неравенство, — писал он в «Философии неравенства» — есть условие развития культуры. Это — аксиома... И в Царстве Божьем будет неравенство. С неравенством связано всякое бытие... И во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя высших качеств должно быть оправдано неравенство».

В подобных суждениях упускается из виду, что правовая (государственно-правовая) форма равенства, свободы и справедливости, абстрагируясь (но не отрицая) от фактических различий, не только не отрицает, но, напротив, с необходимостью предполагает и защищает неравенство в правомерно приобретенных субъективных правах фактически различных лиц. Но подход Бердяева направлен на отрицание именно правового (формального) равенства и соответствующих правовых форм свободы и справедливости. «Свобода есть что-то гораздо более изначальное, чем справедливость. Прежде всего справедливость-юстиция есть совсем не христианская идея, это идея за- конническая и безблагодатная. Христианство явило не идею справедливости, а идею правды. Чудное русское слово «правда», которое не имеет соответствующего выражения на других языках. Насильственное осуществление правды-справедливости во что бы то ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и утверждение формальной свободы может порождать величайшие несправедливости».

В явном расхождении (и внутреннем противоречии) со смыслом своего негативного подхода к государству и закону (позитивному праву) Бердяев все же вынужденно признает их весьма ограниченное положительное значение — «положительную миссию в греховном, природном мире». По аналогии с «минимумом нравственности» в правовом учении В. С. Соловьева Бердяев замечает, что государство поддерживает «минимум добра и справедливости», но не в силу любви к добру, которая ему чужда, а потому, что без такого минимума добра и справедливости наступит хаос, угрожающий силе и устойчивости государства.