История Польши

Периоды бескоролевья вызывали к жизни механизмы, призванные защищать целостность Речи Посполитой и интересы ее граждан. Бескоролевье могло продолжаться несколько месяцев, но не приводило к политической катастрофе. Созываемый примасом конвокационный сейм проводился как конфедерация,^{81} благодаря чему решение принималось большинством голосов. Во время выборов короля собиравшаяся на полях близ Варшавы шляхта окружала заседающий сейм. Кандидатуры на польский трон сначала представляли сенату, затем голосовали члены посольской избы (депутатской палаты). Лишь потом кандидата знакомили с представителями воеводств, которые голосовали все разом. Не всегда удавалось избежать разделения голосов и избрания одновременно двух королей. Несколько раз исход выборов определяла военная сила; во второй половине XVII в. на результаты также стали влиять деньги иноземных монарших дворов. Свободная элекция не гарантировала избрания хорошего короля. Роль монарха старались ограничить, выдвигая ему все больше требований (по крайней мере, на бумаге). Но шляхта не решилась действовать в этом вопросе до конца последовательно. Хотя король считался primus inter pares— первым среди равных, это не привело к решению проблем государственного устройства в республиканском духе.

Вторым элементом золотых вольностей стал пресловутый принцип liberum veto, что означало буквально «свободный запрет». Однако необходимо различать принцип единогласия и практику свободного запрета, преобразованного в польское выражение nie pozwalam («не разрешаю»). В 1652 г. голос одного посла не дал продлить заседание сейма и лишил силы все принятые до этого сеймом законы. Верность шляхты этому принципу была столь велика, что никто не хотел ему противодействовать. Вырождение права свободного запрета заключалось в том, что магнатские группировки или иноземные дворы использовали его в своих интересах для срывов заседаний сейма. Эта практика распространялась постепенно, а после 1688 г., когда сейм был сорван еще до избрания председателя — «маршалка», стала кошмаром политической жизни Речи Посполитой. Верность liberum veto и отношение к нему как к поводу для гордости указывают на усиление консерватизма в шляхетском обществе. Но, вместе с тем, очевидно, что магнаты, получая реальное влияние в Речи Посполитой, не были заинтересованы в оздоровлении и усилении парламентской системы в стране. И лишь перед лицом катастроф XVIII в. они стали задумываться над тем, чтобы отказаться от liberum veto.

В основе требования единогласия лежал древний принцип единогласия (nemine contradicente), который подразумевал согласование всех принимавшихся решений: поскольку все представители сословия равны между собой, все, что имеет отношение к шляхетскому сообществу как к целому, должно получить всеобщее одобрение. Для общего блага меньшинству необходимо присоединиться к мнению большинства. В посольской избе проекты законов обсуждались до тех пор, пока не удавалось согласовать все позиции, и это стремление к единству считалось принципиальной чертой свободы. Речь шла и о том, чтобы большинство не подавляло меньшинства. Обычай все обсуждать и необходимость постоянно убеждать оппонентов создавали в обществе атмосферу участия в политической жизни. Функционирование этого принципа не было простым, сеймы расходились, не утвердив законов; уже во времена Стефана Батория и в правление королей династии Ваза депутаты сеймов неоднократно разъезжались ни с чем. Развитое чувство ответственности гарантировало, с их точки зрения, нечто большее, чем простую результативность парламентской деятельности, а именно чувство безопасности. Невозможность принять конституцию или утвердить налоги на ведение войны считались меньшим злом, чем попрание прав. Шляхта была уверена, что располагает достаточными гарантиями стабильности, благодаря институту конфедераций: они представляли собой такую форму организации действий шляхты, когда для реализации недостижимых обычным путем целей она отказывалась от части своих вольностей (например, от принципа единогласия в принятии решений).

Последней же гарантией свобод, а следовательно, и законности оставались шляхетские сабли. В повседневной жизни гарантию законности и гарантию свободы давали стабильные доходы фольварочного хозяйства. Обе гарантии казались нерушимыми, и поэтому, вероятно, шляхта перестала заботиться о других. Но это означало, что нарушение какой-либо из сложившихся традиций могло привести к переменам во всей политической системе.