История правления короля Генриха VII

Одним словом, источниковедческая часть историографии в представлении Бэкона все еще не включалась в профессиональную обязанность историка, поскольку она для его повествования была еще в общем безразлична[589]. Работа с «памятниками» (memorials) относилась к занятиям антикваров, осуществляющих подготовительную стадию историографических занятий[590]. Самим же историкам опускаться в эти дебри «педантизма» нет никакого смысла. Результатами трудов антикваров историки могут воспользоваться, предпринимая создание «совершенной истории». Однако особого преимущества, по мнению Бэкона, эти результаты перед наличными историческими повествованиями на ту же тему, если они представлялись «добросовестными», не имели[591].

Однако Бэкон не только следовал традиционному для историков Возрождения противопоставлению «истории» и «антиквариата» (т. е. в конечном счете источниковедения). Вопреки собственной теории он сводил гражданскую историю к политической истории, а последнюю превращал в раскрытие «характера» творца этой истории (в данном случае Генриха VII). При этом он стремился оставаться объективным историком, отмечая не только ум и политическую гибкость короля, но и не скрывая его недостатки: политическую недальновидность, недоверчивость, неоправданную жестокость, скупость и жадность. Вообще в раскрытии «характера» героя Бэкон следует классической традиции лучших историков древности и Возрождения (Макьявелли и Гвиччардини прежде всего). Так, он свободно сочиняет «речи», не имеющие документального базиса (сообразуясь главным образом с ситуацией и «характером» личности оратора). Следуя тем же образцам, он предпочитает раскрывать характер «в действии», т. е. описывая события, особенно важные для этой цели, и одновременно сводя до минимума собственные домыслы и «рассуждения». Если в «речах» Бэкон раскрывает мотивы действий, то в описании самих «деяний» он стремится обнаружить «причины», связывающие между собою «цепь событий». Он крайне редко прибегает к понятию «фортуны» и еще реже и только для соблюдения общепринятой конвенции упоминает промысел божий.

Вместе с тем Бэкон несколько расширил рамки традиционной для Возрождения «истории». В «Историю Генриха VII» включен значительный материал по истории права, в особенности законодательства и судопроизводства. К сожалению, он лишь бегло коснулся истории экономической (торговля, налогообложение, пошлины). Наиболее примечательно, что Бэкон подробно остановился на аграрном законодательстве Генриха VII, направленном против огораживаний, положившему начало тюдоровской политике «защиты» мелкокрестьянского хозяйства. В «Истории» Бэкона исторической критикой обнаружено немалое число чисто фактических ошибок, что в целом не позволяет считать ее заслуживающим доверия оригинальным изложением истории этого периода. Речь скорее должна идти о мастерской сводке наличного к тому времени историографического материала, освещенного выдающимся государственным умом и обработанного высоким литературным талантом[592].

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ СХЕМЫ