История правления короля Генриха VII

Обратим, однако, внимание на указанное уже обстоятельство: как в области этики, так и политики — гражданская история выступает только поставщицей поучительных примеров, извлечение же из них «аксиом», т. е. обобщений, оказывается уже в компетенции других наук (т. е. речь шла о разделении познавательных функций). Вместе с тем Бэкон, продолжая в этом вопросе гуманистическую традицию, верил в непосредственное и благое влияние на человека исторического повествования, способного воспитать в нем «гражданскую мудрость», так как каждая более или менее серьезная история «чревата политическими уроками и назиданиями». С этих позиций Бэкон критиковал «бледное и бездарное изложение событий» и требовал избегать в «гражданской истории» как «сухого света логики», так и стремления «развлечь читателя», «разукрашивать» повествование перлами риторики и хитроумными, не имеющими отношения к делу экскурсами. Сама по себе историческая драма, правдиво и предметно изложенная, привлекает человека, волнует его страсти и честолюбие, т. к. затрагивает сердца людей. Впрочем, в теории истории эта линия рассуждений играет второстепенную роль, будучи оттесненной идеей истории как эмпирической науки[579].

Хотя в целом создается впечатление, что научная функция гражданской истории мыслилась Бэконом по аналогии с естественной историей, т. е. документированием и хранением (описанием) наблюдений, это, однако, верно только в отношении данной стадии исследования. За ее пределами начинается причинное объяснение событий. Проблема причинности в истории занимала умы мыслителей еще со времени Полибия. На рациональной почве эта проблема возродилась в историзме гуманистов. Так, в опубликованном в 1559 г. в Англии сборнике стихотворных трагедий на исторические темы «Зерцало для правителей» есть следующие строки, адресованные историкам: «Бесплодный Фабиан (лондонский хронист XV в. — начала XVI в. — М. Б.) скользит по поверхности / времени и событий, оставляя без внимания причины / ... Причины являются главной целью / которая должна преследоваться историком / чтобы люди могли узнать, к какому результату каждая из них приводит / Те недостойны имени хрониста, кто не включает причины в свои летописи»[580]. Суждения Бэкона весьма близки к мнению автора этих сентенций. Он требовал, чтобы историки, вместо того чтобы увлекаться эффектной и помпезной стороной событий, выявляли их «подлинные причины» и внутреннюю связь. Именуя причины «украшением и жизнью гражданской истории», Бэкон продолжает: «Я желаю, чтобы события были соединены с причинами»[581].

Точно так же, продолжая многовековую традицию, Бэкон неоднократно повторяет требование соблюдения «первого закона истории»: необходимо стремиться к исторической истине, не вносить в исторический труд свои симпатии и антипатии, унаследованные легенды и собственные вымыслы. Историческое повествование, отмечает Бэкон, отличается «своей правдивостью и искренностью», а жизнеописания содержат «более правдивую и истинную картину». Всемирные же истории из-за скудости сведений относительно отдаленных периодов чаще всего заполняют лакуны легендами и малодостоверными сведениями[582]. Однако, подобно тому, как Бэкон то и дело сводил причины событий к «мотивам», а то и попросту подменял их описанием обстоятельств, он своими требованиями к историку вскрывать «тайные замыслы», «скрытый смысл» поступков, опираясь на доступные ему обрывки психологических характеристик, открывал широкие возможности для привнесения в историю самых произвольных домыслов и фантазий.

Такова была цена переориентации истории на почву опытного естествознания и превращения человеческой природы, а попросту говоря, психология личности в основной аналитический инструмент историка. Наконец, рассмотрение Бэконом истории с позиций «природы» и интерпретация последней в терминах психологии превращали, по сути, историческую личность и ее «деяния» в единственное основание как для внутреннего членения обширных исторических эпох, так и для определения специфики каждого данного отрезка исторического времени. Отсюда — с точки зрения «общественной пользы» — первостепенная важность истории политической. Бэкон считал, что не следует допускать смешение политики с вещами гораздо менее значительными (к последним он относил не только описание всякого рода процессий, празднеств, но и описания военных походов, сражений и т. п.). Точнее будет сказать, что только политика являлась в глазах Бэкона единственно достойной темой «серьезной истории»[583]. Неудивительно, что «политические уроки» рассматривались им как основная форма «общественного служения» историографии.