Этому предшествовала переводческая деятельность и всесторонняя работа по привитию культуры речи в Эстляндии и Лифляндии немецких пасторов (в Эстляндии также шведских священников). При этом новатором в переводах на эстонский язык явился происходивший из семьи померанского священника лифляндский пастор Адриан Виргиниус.
Забота о развитии языка местных жителей происходила из стремления позаботиться об их душе, а иногда из чисто лингвистического интереса, уходя своими корнями в духовную почву Реформации. При этом организатором и вдохновителем работ по переводу Библии являлся прибывший из Любека лифляндский генеральный суперинтендент Иоганн Фишер (1636–1705), которому удалось добиться, чтобы расходы в этом вопросе взяло на себя шведское правительство.
Поистине титанический труд по переводу Библии на латышский язык в Лифляндии практически в одиночку взвалил на себя рожденный в Магдебурге пастор Эрнст Глюк (1652–1706), ставший затем старшим пастором (пробстом) в Мариенбурге.
В Лифляндии наряду с другими эти два священника явились зачинателями народного просвещения. Как и студент-дипломник Форселиус[184]
в Эстляндии, вышеназванный Глюк ввел для обучения простолюдинов в Лифляндии подготовку учителей. По инициативе же Фишера в 1687 году лифляндский ландтаг принял решение о создании церковно-приходских школ для местного населения не немецкого происхождения, а в 1694 году расходы по их содержанию взяла на себя шведская корона, издав в крае соответствующие распоряжения. В 1690 году такое же решение о создании школ принял и эстляндский ландтаг.Шведские власти обнаружили в Эстляндии старых переселенцев из Швеции, проживавших на западном побережье и островах, – крестьян и рыбаков, по достоверным сведениям осевших там по требованию немецких феодалов еще в конце XIII века и по большей части сохранивших свою свободу. Однако старые и новые шведские поселенцы никаких связей между собой не поддерживали, и забота в покоренных землях об обреченных на социальную деградацию соплеменниках из числа крестьян, несмотря на неоднократные защитные королевские грамоты, так и оставалась на словах. В этом проявилось, с одной стороны, внимание к соблюдению помещичьих интересов, поскольку области проживания шведских переселенцев были частично распределены среди шведских вельмож, а с другой – учет казенных потребностей. Причем последние явно перевешивали.
От Швеции к России
Конец шведского господства в Лифляндии и Эстляндии характеризовался не только провалом восточной политики Карла XII и расцветом сил России при Петре Великом, но и конфликтом между абсолютизмом Швеции и чувством собственного достоинства лифляндских сословий, который наиболее ярко проявился при Карле XI.
И это понятно, ведь еще Густав Адольф начал проводить политику в отношении Эстляндии и Лифляндии исходя из монархических принципов, а поскольку это противоречило интересам прибалтийских сословий, то она, в частности в Ревале, натыкалась на серьезное сопротивление. В ответ король, не задумываясь о последствиях, беспощадно подавлял протесты. Однако впоследствии наступили времена, когда центральная власть в метрополии ослабла, и только Карл XI, начавший править самостоятельно в середине 1570-х годов, превратил Швецию в абсолютистское государство. При этом примененное им для достижения абсолютной власти средство, заключавшееся в осуществлении постоянно откладывавшегося уменьшения размеров земельных наделов, неизбежно коснулось и Лифляндии, поскольку именно здесь наиболее влиятельные шведские фамилии заполучили в дар от шведской короны самые крупные участки земли. В 1680 году во владении 16 семейств шведских вельмож находилась половина всех возделываемых в крае земельных угодий.
В отношении же земельных наделов лифляндского дворянства, не причислявшегося к числу шведской знати, осуществление королевской реформы оказалось делом непростым. Лифляндское дворянство, памятуя об обещанных ему привилегиях, с самого начала не приняло даже саму мысль о возможности уменьшения своих земельных владений и добилось в 1678 году в шведском городе Юнгбю от Карла XI не только полного подтверждения прежних привилегий, но и отказа от запланированных на то время мероприятий. Король пошел на уступку и даже обещал, что в будущем никакие преобразования без согласия лифляндцев проводиться не будут. А вот насколько далеко в своих уступках пошли лифляндские посланники, так и осталось невыясненным. В любом случае можно предположить, что они недвусмысленно изложили свое пожелание в том, чтобы король конфисковал излишки земельных владений у шведских вельмож, поскольку уменьшение их наделов открывало широкие экономические перспективы для лифляндского дворянства.