История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса

Путешественник, обратившись к миссис Грэйв-Эрс, попросил ее не пугаться: здесь произошел только небольшой кулачный бой, к которому англичане, на свою disgracia [85], весьма accustomata [86], – но это зрелище, добавил он, кажется диким тому, кто только что вернулся из Италии, потому что итальянцы привержены не к cuffardo [87], а к bastonza [88]. Затем он подошел к Адамсу и, сказав ему, что он напоминает видом призрак Отелло, попросил его «не трясти на него своими окровавленными власами, потому что, право же, он тут ни при чем». [89]

– Сэр, – ответил простодушно Адамс, – я далек от того, чтобы вас обвинять.

Тогда путешественник вернулся к даме и провозгласил:

– По-моему, окровавленный джентльмен – uno insipido del nullo senso. Dammato di me, если я за всю дорогу от Витербо видел подобное spectaculo. [90]

Один из джентльменов, вызнав у хозяина причину побоища и заверенный им, что первый удар нанесен был Адамсом, шепнул ему на ухо:

– Ручаюсь, что вам это будет на пользу.

– На пользу, сударь? – сказал с улыбкой хозяин. – Я, конечно, не помру от двух-трех тумаков, не такой я цыпленок. Но где же тут польза?

– Я хотел сказать, – объяснил джентльмен, – что суд, куда вы, несомненно, обратитесь, присудит вам компенсацию и вы получите свое, как только придет из Лондона исполнительный лист; вы, как я погляжу, умный и храбрый человек и никому не позволите бить себя, не возбудив против обидчика тяжбы: это истинный позор для человека – мириться с тем, что его колотят, когда закон позволяет ему получить возмещение; к тому же он пустил вам кровь и тем испортил ваш кафтан; за это присяжные тоже присудят вам возмещение убытков. Превосходный новый кафтан, честное слово, а теперь он и шиллинга не стоит! Я не люблю, – продолжал он, – мешаться в такие дела, но вы вправе привлечь меня свидетелем; и, дав присягу, я обязан буду говорить правду. Я видел, как вы лежали на полу, как у вас хлестала из носу кровь. Вы можете поступать по собственному усмотрению, но я, на вашем месте, за каждую каплю своей пролитой крови положил бы в карман унцию золота. Помните: я не даю вам совет подавать в суд, но если судьи у вас добрые христиане, они должны будут вам присудить изрядное возмещение за ущерб. Вот и все.

– Сударь, – сказал хозяин, почесав затылок, – благодарю вас, но что-то не по нутру мне суды. Я много такого насмотрелся у себя в приходе; там у нас два моих соседа завели тяжбу из-за дома и дотягались оба до тюрьмы. – С этим словом он отвернулся и опять завел речь о свиных пудингах; и едва ли бы его жене послужило достаточным оправданием то, что она загубила их ради его же защиты, если бы ярость его не сдержало уважение к обществу, особенно к итальянскому путешественнику, человеку внушительной осанки.

Покуда один джентльмен хлопотал, как мы видели, в пользу хозяина гостиницы, другой столь же истово ревновал о мистере Адамсе, советуя ему вчинить немедленно иск. Нападение жены, говорил он, по закону равносильно нападению мужа, так как они представляют собой одно юридическое лицо; и муж обязан будет выплатить возмещение убытков, и притом весьма изрядное, раз проявлены были столь кровожадные наклонности. Адамс ответил, что если они вправду одно лицо, то, значит, он совершил нападение на супругу, ибо он с прискорбием должен признаться, что сам нанес мужу первый удар.

– Мне также прискорбно, что вы признаетесь в этом, – восклицает джентльмен, – на суде это могло бы и не выявиться, так как не было других свидетелей, кроме хромого человека в кресле, но он, видимо, ваш друг и, следовательно, будет показывать только в вашу пользу.

– Как, сэр, – говорит Адамс, – вы принимаете меня за негодяя, который станет хладнокровно искать возмещения через суд и прибегнет для этого к недопустимому беззаконию? Если бы вы знали меня и мой орден, то я подумал бы, что вы оскорбляете и меня и его.

При слове «орден» джентльмен широко раскрыл глаза (ибо вид у Адамса был слишком кровавый для рыцаря какого-либо из современных орденов) и поспешил отойти, сказав, что «каждый сам знает, что ему выгодней».

Поскольку дело уладилось, постояльцы стали расходиться по своим комнатам, и два джентльмена поздравили друг друга с успехом, увенчавшим их хлопоты по примирению враждующих сторон; а путешественник отправился вкушать свою трапезу, воскликнув:

– Как сказал итальянский поэт

Je voi [91]

превосходно, что tutta e расе [92].Неси же обед мне, мой друг Бонифаче [93].