Описанные теоретиками подкожные уплотнения сомнительного вида сразу же потребовали вмешательства практиков. Журнал Vogue в конце 1930‐х годов углядел в них «врага общества номер один»: «слово, произносимое невнятным шепотом, загадочное, научное, опасное, – целлюлит»1447
. Новая напасть – жировые отложения, заметные окружающим и замеченные наукой, но не имеющие при этом однозначного объяснения. Целлюлит вынуждает расширить арсенал средств для похудения: упражнения, массажи, различные роликовые приспособления (например, массажер с «шестьюдесятью вакуумными присосками»1448), «наложение электродов» на пораженную зону, «массажные» пояса1449, парафинотерапия1450. Высшим признанием значимости этой «болезни» стало создание в конце 1930‐х годов многочисленных специально предназначенных для ее лечения кабинетов в салонах красоты «Герлен» (Guerlain)1451. Итак, целлюлит – начиная с констатации его наличия врачами и вплоть до косметологических рекомендаций по избавлению от него – воспринимается как серьезная, научно обоснованная проблема.Применение хирургических методов говорит о том, что с наукой связываются надежды на чудесное превращение: скальпель сравнивается с «волшебной палочкой»1452
, а сам врач – с Прометеем. Эстетическая хирургия «в чистом виде»1453 сближается с хирургией «репаративной», ценность которой возросла в Первую мировую войну1454. Морщины, щеки, нос, двойной подбородок, грудь и даже живот можно исправить с помощью скальпеля. Совершенствуется техника: маскировка шрамов, освоение местной анестезии, наложение швов невидимыми тончайшими нитями1455. Пластическая хирургия стала шире рекламироваться: наряду с публикациями в медицинской прессе1456 появляются откровенные статьи о «хирургическом преображении» звезд1457. Особую популярность приобрел такой довод в пользу преображения с помощью скальпеля: пластическая операция избавляет от навязчивых идей и неврастении1458. Чаще всего выполнялись операции по коррекции морщин. В 1931 году утверждалось, что исправлять морщины «модно»1459: так, Рене Пассо между 1918 и 1930 годами1460 провел 3000 операций, из них 2500 – по коррекции морщин.Однако в 1930‐х годах применение пластической хирургии еще не было поставлено на поток. Прежде всего из‐за цены: операция по коррекции формы носа в 1934 году оценивалась журналом «Ваша красота» в 4000 франков1461
, а заработная плата машинистки не превышала и 1200 франков в месяц1462. Во-вторых, расхожие представления о пластической хирургии, уверенность в том, что скальпель применим исключительно в «тяжелых» случаях: например, в одном из романов 1930‐х годов лицо героини долгое время было «обезображено» горбатым носом, но щедрый сосед хирург «вдохнул новую жизнь в это лицо»1463; а в пьесе «Жил да был…», которую играли в одном из парижских театров, речь шла о воровке, изменившей отталкивающие черты лица с помощью операции1464. Журнал «Моды» (Les Modes) приписывал пластической хирургии «социальную роль» и видел в ней воплощение «альтруизма»: иными словами, хирург не столько улучшает красоту, сколько исправляет недостатки, «делает их менее заметными»1465. Это многое говорит о культуре самих врачей, которым приятнее было считать себя «реставраторами», чем «косметологами»1466.В конце концов пластические операции стали важнейшим способом улучшения телесной красоты, несмотря на то что в рекламных объявлениях 1930‐х годов безраздельно господствовал моделирующий каучук, исправлявший недостатки простым давлением на кожу1467
. Статьи об эстетической хирургии из «Медицинского Ларусса» эпохи между двумя войнами по форме ничем не отличаются от статей об операциях, сделанных «инвалидам войны, получившим лицевое ранение»1468. В Париже открылось несколько специализированных «клиник»: «Современный институт медицины», «Институт Кева», «Клиника Колман», – причем в каждой из них наряду с хирургическим лечением проводились различные косметические процедуры. Впрочем, сам факт частого и настойчивого упоминания в рекламе «разглаживания» морщин «без операции»1469 свидетельствует о присутствии новых хирургических методов в сознании людей.«САМЫЙ ПРЕКРАСНЫЙ ПРЕДМЕТ ПОТРЕБЛЕНИЯ»1470
В 1950–1960‐х годах верх одержала философия гедонизма и развлечений, в особенности – философия потребления, преобразившая мир эстетики: образцы красоты стали многочисленнее, доступнее, определеннее. Красота проникает всюду, становится «всеобщей»: существует красота обездоленных, красота пожилых, мужская и женская красота. Тело превращается в «самый прекрасный предмет потребления»1471
. Впервые возникла потребность в «универсальной» модели красоты, пусть и навязанная лакированной, изменчивой риторикой рынка. В обществе, где динамично утверждается равноправие, красота становится все более свободной от условностей.