— Не помню, чтобы я когда-то еще тратил столько времени на одного смертного, — задумчиво произнес Уриил. — Жаль, что нет времени проделывать это чаще.
Пару секунд я молча смотрел на него, потом покачал головой:
— Не понимаю.
Он рассмеялся. Громко, от души.
Я понял, что тоже улыбаюсь, и составил ему компанию.
— Не понимаю, какую игру во всем этом ведете вы.
— Игру?
Я пожал плечами:
— Ваши ребята обманом заставили меня чудовищно рисковать моей душой. Думаю, это только так и можно назвать. — Я взмахнул рукой. — И вы замечательно изображаете неведение — да знаю, знаю, — или, может, вы и впрямь искренни, а капитан Мёрфи пустил крученый мяч в обход нас всех. Так или иначе... в этом нет смысла.
— Почему нет? — удивился Уриил.
— Да потому что это не имеет никакого отношения к восстановлению равновесия, нарушенного, когда один из Падших навешал мне на уши лапшу, — сказал я. — Надеюсь, вы не напихали мне в башку никаких печенек с предсказаниями, нет?
— Нет, — ответил он. — Пока нет.
— Ну, именно это я и имел в виду. Равновесие до сих пор не восстановлено. И я не думаю, чтобы вы, ребята, посылали людей назад просто так, шутки ради.
Уриил смотрел на меня с довольным видом. Но не сказал ничего.
— Значит, вы послали меня сюда с умыслом. Ради чего-то, чего вы не могли добиться семью своими сказанными шепотом словами.
— Возможно, Для того, чтобы уравновесить ситуацию с Молли, — сказал он.
— Угу, — фыркнул я. — Готов поспорить, вы все время заняты решением ваших проблем по одной, в порядке общей очереди. Готов поспорить, вы никогда, ни разу не пытались убить двух зайцев одним выстрелом.
Уриил смотрел на меня с довольным видом. Но не сказал ничего.
— Я собираюсь сделать шаг в великую неизвестность, и вы все еще не готовы дать мне прямой ответ? — с улыбкой спросил я.
Уриил по-прежнему смотрел на меня с довольным видом. Но не сказал ничего. Совсем ничего.
Я снова рассмеялся.
— А знаете что? Просто скажите мне что-нибудь. Такого, полезного. Буду рад и этому.
Он прикусил губу и подумал немного.
— Куда бы вы ни шли, вы уже на месте, — произнес он наконец.
Я даже зажмурился.
— Господи, — пробормотал я. — «Бакару Банзай»?
— Конфуций, — ответил он.
— Ух ты. Настоящая счастливая печенька. — Я полуслабо улыбнулся и протянул ему руку. — Впрочем, несмотря на вашу любовь говорить загадками, в одном я теперь совершенно уверен.
— Да?
— В душах, — сказал я. — Ну, то есть вы всегда гадаете, реальны они или нет. Даже если вы в них верите, вам все равно приходится гадать: ограничено ли мое существование одним телом? Есть ли еще что-нибудь, кроме этого? Есть ли у меня душа?
Лицо Уриила снова осветилось улыбкой.
— Вы все поняли наоборот, Гарри, — сказал он. — Вы и есть душа. И у вас есть тело.
Я снова зажмурился. Над этим стоило поразмыслить.
— Мистер Солнечный Свет, для меня было огромным удовольствием, и так далее.
— Гарри, — отозвался он, пожимая мне руку. — Для меня тоже.
Я отпустил его руку, кивнул и расправил плечи.
А потом быстро, боясь передумать, отворил черную дверь и шагнул через порог.
С учетом того, как обычно складывается моя жизнь, я мог бы и догадаться, что в Том, Что Следует Дальше, меня будет ожидать боль.
Много боли.
Я сделал попытку вздохнуть, и грудь пронзило острой болью. Следующий вдох я откладывал как мог дольше, но в конце концов уступил необходимости глотнуть воздух — и снова по грудной клетке разбежался огонь.
Некоторое время я просто повторял этот цикл, сосредоточившись единственно на борьбе за вдох. В борьбе этой я явно проигрывал, хотя сама по себе боль пусть и не ослабела, но постепенно сделалась более терпимой.
— Хорошо, — прошептал сухой, скрежещущий голос. Очень хорошо.
Потом я начал ощущать все остальное тело. Я лежал на чем-то прохладном, форма которого имела явно искусственное происхождение. Не могу сказать, чтобы это было слишком удобно, но и пыткой я бы это тоже не назвал. Я сжал пальцы, но с ними что-то оказалось не так. Они едва шевелились. Словно кто-то заменил мои кости и плоть свинцовыми гирями, тяжелыми и неповоротливыми, а мышцы и сухожилия слишком ослабли, чтобы одолеть инерцию. Однако я ощутил под пальцами прохладную, сырую, податливую землю.
— Пдохо ффуфается, — пробормотал я. Язык тоже действовал неважно. И губы. Вместо слов вышла неразборчивая тарабарщина.
— Отлично, — проскрежетал голос. — Я же говорила, у него хватит сил.
От другого голоса — того, что не касался моих органов слуха, — у меня захватило дух, а в голове сразу принялись роиться мысли.
МЫ ПОСМОТРИМ.
Что там говорила крестная у моей могилы? Что-то про знак почтения и...
...и глашатаев.
— Глаза, — проскрежетал голос. — Отвори глаза, смертный.
Мои веки оказались в том же состоянии, что и все остальное. Они не желали шевелиться. Но я все же заставил. До меня дошло, что они прохладнее остальной кожи, словно кто-то только что протирал их влажной салфеткой.
Я открыл глаза и даже слабо вскрикнул от яркого света.
Я выждал секунду и сделал еще одну попытку. Потом еще одну. С четырехсотой или пятисотой попытки мне удалось что-то разглядеть.