Это не прямолинейная история: стремление достичь статуса науки не объединило психологию. Возможно даже, что произошло обратное. Объединению противодействовали мощные факторы: во- первых, отсутствие согласия по поводу того, что понимать под наукой. Наука может включать в себя разные виды знания; это философский вопрос. Во-вторых, объединение оказывалось маловероятным просто в силу масштабов, которые приняли занятия психологов в XX в., и их разнообразия. В-третьих, предмет интереса психологов был столь многолик — как в концептуальном, так и в эмпирическом плане (например сознание, поведение, организмы, язык, бессознательное, личность и общество, информационные системы), — что трудно было найти не только общую теорию, но и общий язык. Наконец, далеко не очевидно, что единство присуще другим дисциплинам — например, физике. Хотя некоторые ученые считают, что единство науке необходимо и она должна его достичь, примеров тому не так много, как видится отдельным психологам. Зигмунд Кох (Sigmund Koch, 1917–1996), американский психолог и соредактор сборника «Век психологии как науки» (A Century of Psychology as Science, 1985), писал: «Ничто столь громадное, как сфера функционирования всех организмов (не говоря уж о людях), не может быть предметом единой научной дисциплины. Ставя целью теоретическую интеграцию, нужно учесть, что ни одна крупная отрасль знания, включая физику, никогда не достигала такого состояния. Если детально рассмотреть столетнюю историю развития психологии, то станет очевидной тенденция к теоретической и предметной раздробленности (и нарастающему обособлению «специализаций»), а не к интеграции» [111, с. 92–93].
Тем не менее психологи неоднократно претендовали на основание единой объективной науки. Эти притязания вовсе не ограничивались бихевиоризмом в США, с которым их связывали многие англоязычные авторы. Их можно найти у немецких авторов, утверждавших, что существуют методы, которые позволяют объективно описывать сознание (а феноменологи, к тому же, думали, что объективное исследование разума служит фундаментом для науки вообще). Попытки создать объективную психологию в большинстве своем заключались в следовании образцу естественных наук, в частности рассмотрении предмета психологии — психики, — по аналогии с физическим объектом и использовании жесткой причинно-следственной модели объяснения, примерно такой, как в механике. Напротив, европейские феноменологи утверждали, что любое знание должно начинаться с описания сознания, его наличного бытия; некоторые считали, что это и есть способ сделать из психологии объективную науку. Наконец, третья группа исследователей — в частности дифференциальные психологи, о которых шла речь в предыдущей главе, — обращали на заявления феноменологов и бихевиористов очень мало внимания. Для них дисциплину делали научной не ее предмет или характер его объяснения, а измерение и количественные показатели.
Каждый раздел этой главы посвящен какой-то одной из попыток психологии (мы рассмотрим наиболее значительные) добиться статуса науки. Речь пойдет о трех направлениях, наметившихся в XX в.: бихевиоризме, поборником которого был интересный, но подчас склонный к крайностям, психолог Уотсон; необихевиоризме 1930— 1940-х гг., представители которого утверждали, что опираются на философию науки, логический позитивизм и опе- рационализм; гештальтпсихологии, появившейся в Германии перед Первой мировой войной и процветавшей там в 1920-е гг.