История психологии

Ученые XIX в., от Конта до Гальтона, противопоставляли состояние знания о физической природе и состояние знания о человеческой природе и обществе. Оглядываясь назад, они видели научную революцию, преобразившую знание о физической природе в XVII в. и продолжавшую свое победное шествие в сфере знания о биологической природе в XIX в. Они были готовы продолжать это движение и завершить революцию человеческой мысли, создав точные науки о человеке. Вооруженные научным методом, они верили, что путь к самопознанию преграждает только вековое невежество, вросшее в язык, традиции общества и консервативные институты. Перед ними открывались захватывающие перспективы: после столетий интеллектуальных скитаний и материальных страданий человечество встало, наконец, на истинный путь науки. Это было вдохновляющее и грандиозное видение. На практике создание объективной науки было делом прозаическим, оно требовало продолжительного экспериментального исследования, скрупулезного наблюдения и количественного анализа. В повседневной жизни это означало экспериментальную работу, тестирование, публикацию и согласование результатов, организацию институциональной поддержки, теоретическую и практическую подготовку исследователей. Всего этого было более чем достаточно, чтобы изначально маленькое сообщество психологов было загружено работой. Многие психологи считали, что нужно идти вперед, догонять естественные науки, а не размышлять непрерывно над фундаментальными проблемами. Эта установка на то, что можно сделать, хорошо сочеталась с базовыми ценностями американской культуры. Два наиболее известных бихевиориста, Уотсон и Скиннер, гордились своей способностью делать что-то своими руками.

Попытка сделать психологию естественной наукой опиралась на предположение о том, что у нее есть предмет, наблюдаемый, измеряемый и познаваемый так, как познаются физические объекты. Психологи отрицали любые оговорки, что человек в каком-то смысле не физический объект или что его особенности скорее качественны, нежели количественны. Подобные оговорки ставили все предприятие под удар. Европейские направления — геш- тальтпсихологця и феноменологическая психология — пытались разрешить этот вопрос с помощью философских споров о природе научного знания. В противоположность им бихевиористы и многие физиологические психологи поддерживали точку зрения о том, что люди и в самом деле являются физическими объектами, и поэтому верили, что нет никаких внутренних препятствий для интеграции психологии в естественно-научное видение мира. Стремление понять и измерить человека как физический объект имело последствия для психологии как предметной области и для житейских представлений людей о себе и других. В современном мире оно имеет огромное значение, и я вернусь к этому в заключительной главе.

Одержимость психологов методологией отражала то, что они воспринимали как отсталость своей области от естественных наук: специфическую неподатливость людей как предмета исследования и подчиненность психологии практическим нуждам, особенно потребностям образования. Но отнюдь не все исследова- ни я руководствовались формальными методами; множество работ были в высшей степени эклектичными. Частично это отражает общую особенность науки: то, что ученые, особенно в профессиональных научных изданиях, говорят о том, что они делают, и то, что они действительно делают, — это разные вещи. Но это еще не объясняет — ни исторически, ни социологически, — в каких случаях и почему психологи делают явный акцент на формальных методах. В этом смысле полезно будет сравнить «неформальную» психологию в Великобритании и «формальный» бихевиоризм в США.