История психологии

Говоря об этом этапе размышлений Фрейда, стоит отметить несколько моментов. Во-первых, предположив о существовании энергии инстинктов, он уделял мало внимания тому, что она собой представляет; его больше занимал вопрос о вытесненном содержании бессознательного. Во-вторых, в своих рассуждениях о детской сексуальности он представлял эту энергию, либидо или «силу, стоящую за сексуальным стремлением» скорее в широком смысле, как стремление к удовольствию, чем как секс в узком понимании [73, с. 469]. В-третьих, он усвоил умозрительные представления, распространенные в биологии XIX в., о наследовании благоприобретенных черт или о существовании групповой психики, полученной от прародителей. Эти идеи, становившиеся все более и более старомодными, Фрейд сохранил до конца жизни. В-четвертых, он был чрезмерно занят мужской сексуальностью, хотя значительное число — возможно, даже большинство — его пациентов были женщинами, и он был близко знаком с проблемами женской сексуальности. Фрейд никогда не подвергал сомнению мужское понимание сексуальности, и это слабое место его концепции стало объектом критики в 1960-е и 1970-е гг. Наконец, акцент на сексуальности вовсе не был призывом к ее освобождению. Фрейд оставался представителем буржуазного общества своего времени, приверженцем моногамии (хотя некоторые биографы утверждают, что это не так), и считал сексуальную сдержанность условием цивилизованной социальной жизни.

Историки спорят по поводу того значения для теории Фрейда, которое имело его происхождение из еврейской семьи: этот спор отражает в миниатюре вопрос о связи между традиционной культурой и становлением современного общества в Европе. Хотя Фрейд не был религиозным человеком, он идентифицировал себя как еврея, и это представление о себе не было рассудочным. В нем, по его собственным словам, «осталось достаточно [ощущения того, что я еврей], чтобы сделать притягательность иудаизма и евреев непреодолимой: не только темные эмоциональные силы, тем мощнее, чем менее выразимы они словами, но и ясное сознание собственной внутренней идентичности» [цит. по: 121, с. 365]. Подобные высказывания иногда наводили комментаторов на мысль о том, что Фрейд толковал сны и неврозы, как раввин толкует Священное писание, или даже о том, что он был тайным мистиком. Свидетельств тому практически не существует, но все же читать Фрейда надо как автора, работавшего скорее в парадигме интерпретативной, а не каузальной науки. Когда Фрейд в 1920-е гг. согласился быть в числе учредителей нового еврейского университета в Иерусалиме, он сделал это, продолжая в новых политических условиях надеяться на освобождение и просвещение своего народа.

Фрейд обладал ненасытным интеллектуальным любопытством и честолюбием. Многие из тех, кто был привлечен его работой в ранние годы — Адлер, Ференци или Лу Андреас-Саломе (Lou Andreas-Salome, 1861–1937), — искали в ней чего-то большего, чем психология, чего-то такого, что могло бы указывать путь в жизни. Для Елены Дойч (Helene Deutsch, 1884–1982), до того, как в 1930-х гг. она выступила против Фрейда и изменила свои взгляды на фемининность и материнство, он был тем, кто освещал путь идущим во тьме. Возникнув как терапевтическая практика для отдельных людей, психоанализ, надеялись многие его последователи, может стать движением за исцеление мира. Таким образом, психоанализ, особенно в 1920-е гг., сделал неоценимый вклад в формирование такого общества, в котором люди размышляют о своей жизни на языке психологии. Как бы Фрейд ни настаивал на научном характере своей работы, его последователи верили, что у психоанализа есть миссия. Эта миссия, которую Фрейд тоже подразумевал, состояла в просвещении — дать человеку такое зеркало, в котором отразилась бы его натура, чтобы он руководствовался этим знанием в своей жизни. Некоторые аналитики мечтали о спасении современных людей, для которых религия утратила спасительную силу. Все аналитики ощущали, что обладают некими истинами, которые нужно оберегать и взращивать во враждебном и противостоящем им мире. Негативным последствием этого стало появление психоаналитических сект, догматично преданных мифическому образу Фрейда. А позитивным — желание строить лучший мир, как это делали, например, в 1920-е гг. радикальные экспериментаторы в сфере образования социалистической Вены. Однако надо отметить, что если психоаналитики имели некую миссию, то так же обстояло дело и с другими психологами, пусть даже их деятельность — движение психологического тестирования, бихевиоризм Уотсона и Скиннера или социальная психология — и принимала менее красочные формы.

7.3 Оно, Я и психоаналитики