Впрочем, наибольшие разногласия вызывал вопрос о том, предполагает ли обучение психоанализу наличие медицинского образования. Фрейд не считал его необходимым, и действительно, многие из его ранних и ближайших сторонников, включая Анну Фрейд, не были медиками. Это создало ему много проблем в отношениях с медицинским сообществом, от которого Фрейд ожидал признания. Как ранее месмеризм, а позднее клиническая психология, психоанализ поднял больной вопрос о правомочности немедицинских методов лечения. В США, чтобы открыть практику, психоаналитик должен был иметь медицинский диплом, поэтому когда берлинский аналитик Отто Фенихель (Otto Fenichel, 1898–1946), будучи уже в зрелом возрасте, эмигрировал в США, ему пришлось стать студентом-медиком. Споры по поводу организационных и учебных вопросов оказались неотделимы от теоретических диспутов. Вопреки утверждению Фрейда о том, что им полностью заложены основы новой науки, фундаментальные противоречия продолжали всплывать на поверхность, что нередко сопровождалось сильнейшими эмоциями, которые изумляли сторонних наблюдателей и давали повод для повторения расхожего клише: психоанализ — это религия. Споры в основном были сосредоточены на терапии и обучении — областях, в которых неформальные приемы Фрейда, эффективные в руках блестящего одиночки, представлялись неадекватными задаче создания массовой профессии.
Период между войнами был необычайно творческим для психоанализа, хотя конечный результат оказался не таким, какого желал Фрейд: его последователи изменили его взгляды, и это привело, уже после Второй мировой войны, к появлению множества разновидностей психотерапии, в которых аналитические идеи использовались, так сказать, в разбавленном виде. Врач Карл Абрахам (Karl Abraham, 1877–1925), член фрейдовского комитета, способный организатор, превратил Берлин во второй после Вены центр подготовки аналитиков. Уже к 1920 г. Абрахам и его коллеги открыли поликлинику как центр, объединивший лечение и исследования. В 1920-х гг. некоторые венские и венгерские аналитики переехали в Берлин; в 1929 г. преподавала там и Анна Фрейд. В Берлине практиковали Карен Хорни (Karen Horney, 1885–1952), Дойч и Кляйн, хотя Кляйн уехала в Лондон в 1926 г., протестуя против негибкости методов, используемых ее берлинскими коллегами. В то же время многие еще продолжали ездить в Вену в надежде на обучение у самого Мастера.
Война обратила внимание Фрейда и его последователей на социальные и политические условия взросления людей. В Берлине и Вене молодые, иногда радикальные аналитики чувствовали, что присутствие более консервативного старшего поколения стесняет их. Радикальные аналитики открыли серьезную политическую дискуссию, связав психологическое вытеснение и страдания отдельной личности с условиями труда, навязываемыми капитализмом; они намеревались сделать анализ доступным и для тех, кто не может за него заплатить. Особенно бурным стал демарш Вильгельма Райха (Wilhelm Reich, 1897–1957), несмотря на свою молодость занимавшего весомое положение на учебных семинарах для аналитиков в Вене на протяжении 1920-х гг.; он обратился к анализу как к технике сексуального раскрепощения. Райх доказывал, что интересы капиталистов буквально въедаются в тела рабочих, что можно понять по их сгорбленным позам и подавленным личностям; рабочие чувствуют вину при мысли о телесном удовольствии и поэтому соглашающихся на убогие материальные условия. «Структура характера — это кристаллизация социологического процесса определенной эпохи», — заключал Райх [цит. по: 94, с. 137]. Он открыл в рабочих районах Вены и позднее Берлина клиники-консультации с целью вернуть рабочим их сексуальные желания, а через них и стремление самим распоряжаться своей жизнью.
Еще раньше близкий коллега Фрейда Шандор Ференци (Sandor Ferenczi, 1873–1933) занимал университетский пост в Будапеште в краткий период правления коммунистов в 1919 г. В 1920-е гг. терапевтическая практика Ференци вызывала растущее беспокойство других психоаналитиков, так как он подверг сомнению табу на выражение аналитиком каких-либо эмоций по отношению к человеку на кушетке. Большинство аналитиков думали, что нейтральность — способ защитить объективность и пристойность, а следовательно, краеугольный камень общественной репутации психоаналитика. Ференци, напротив, призывал психоаналитика к такому контакту с пациентом, который опасно напоминал эмоциональную вовлеченность. Райх и Ференци, каждый по-своему, расшатывали и без того неустойчивое равновесие между стремлением психоаналитиков к науке, с одной стороны, и к спасению и освобождению — с другой.