— Но знаешь, как порой все доставало! — восклицает Питер. — Иногда бывали такие моменты, когда мне реально хотелось бросить игру на середине песни и убежать куда подальше, чтобы никого не слышать и скрыться ото всех. Но тут вспоминал: «
— Признаюсь, что и со мной такое бывало. — Даниэль берет немного крекеров из небольшой миски и выпивает воды из стакана. — И вообще, я никогда не чувствовал себя комфортно в этой группе.
— Да уж, атмосфера была совсем не дружеская и благоприятная, — устало вздыхает Питер.
— Вот бывают же вещи, которые ты обожаешь, и которые от тебя тошнит. Вот меня и раздражало все, что касалось группы Альберта.
— Мне особенно было противно, когда эти глупая курица Марти доводила нас своими истериками, — хмуро признается Питер. — Иногда мне хотелось собственными руками придушить ее, чтобы больше не слышать противный, писклявый голос этой маленькой стерви.
— О да, если честно, то я реально охренел, когда увидел ее впервые, — взяв стакан с водой и выпив немного, признается Терренс. — Такая сопливая девица, но возомнила себя звездой и считает, что все ей обязаны. Ладно бы она была известной певичкой, но эта малявка-то никто!
— Я не поладил с этой девчонкой сразу же, как только присоединился к группе. Да
— Кстати, ты ссорился с ней больше всех, — отпив немного воды, тихонько усмехается Даниэль. — Даже я столько не собачился с ней, сколько ты. Хотя она никогда мне не нравилась, а незадолго до ухода из группы бесила намного больше, чем раньше.
— Но она
— Неужели эта девчонка никогда не проявляла хоть какую-то вежливость? — удивляется Терренс, проглотив несколько небольших крекеров и запив их водой. — Должен же был быть хотя бы один человек, кого она чуть-чуть уважала бы.
— Уважала? — громко смеется Даниэль. — Ой, не смеши меня, МакКлайф! Эта девчонка никого не любит, кроме себя. Марти только лишь притворяется невинной овечкой для Альберта, хотя иногда может и ему сильно нагрубить. И к слову, из-за этого она несколько раз чуть не вылетела из группы. Ситуацию спасали ее папочка с мамочкой. Которых она, однако, тоже совсем не уважает. Обращается с ними как с прислугой.
— Это правда, — уверенно кивает Питер. — Мы как-то слышали ее разговор с ними. Никакого уважения к родителям. А эти все терпят и явно не собираются брать ремень и как следует дубасить ее по заднице.
— Кстати, а что с ней стало после того, как вы дали Сандерсону понять, что хотите свалить из группы? — интересуется Терренс. — Он теперь будет искать новых ребят? Нового басиста… Нового барабанщика…
— Не знаю и знать не хочу! — резко бросает Питер. — Я попрощался с ней некоторое время назад и не стану разговаривать с ней даже под прицелом пистолета. Одно только упоминание ее имени заставляет меня вздрогнуть.
— Уверен, она еще долго не простит тебя за те разбитые духи, которые всюду таскала с собой, — уверенно предполагает Даниэль. — Хоть ты и отдал ей бабки за них, это не успокоит ее.
— Плевать. Плевать, что она обо мне думает, и какая ее ждет судьба после распада группы.
— А еще она будет злиться на Перкинса из-за порванного платка, — напоминает Терренс.
— Пусть хоть задохнется от злости! Мне все равно!
— Эй, приятель, а скажи-ка нам правду: а эта девчонка тебе случайно не нравилась? — с загадочной улыбкой спрашивает Даниэль и сразу же замечает, как на него резко уставляются взгляды Терренса и Питера. — Может, она так или иначе успела покорить тебя, но ты не спешил это признавать?
— Чего? — сильно нахмурившись, возмущается Питер. — Нравилась? Марти? Мне? Мне нравилась Марти Пэтч?
— Ну а что? — слегка округляет глаза Даниэль. — От любви до ненависти всего один шаг! Тем более, что вы двое ссорились больше всех…
— Ты дебил что ли? Чтобы мне нравилась эта маленькая стервозная стерва?
— Было бы вам плевать друг на друга, то не собачились бы даже тогда, когда оба молчали и просто дышали. Я знаю, парочку случаев, когда два человека таким образом скрывали свои чувства. Или спроси МакКлайфа! Он ведь тоже поначалу собачился с Ракель, хотя уже тогда между ними начали зарождаться чувства и сильное притяжение.
— Хватит нести чушь, придурок! — с закатанными глазами фыркает Питер, ставит стакан на журнальный столик и скрещивает руки на груди. — Долго думал, прежде чем спросить меня о том, что мне даже во сне не приснится?