История разведенной арфистки

– Солнце. Оно никогда не садится.

– А Япония?

– Приятная, приветливая и странная… но ведь это только начало…

– Так или иначе – береги себя. Передаю трубку маме.

Материнский голос мягок, в нем угадывается какой-то невысказанный вопрос. Нóга, нахмурясь, пытается это понять.

– В Иерусалиме… что-то стряслось? Или что-то должно случиться? – напрямик, резким голосом задает свой вопрос дочь.

– Да… Я имею в виду нет… ничего особенного… А если и случилось нечто… я сама еще не могу понять. Но ты не беспокойся… мне есть чем заняться здесь, и я должна была перебраться сюда, мне это стало совершенно ясно… так что совершенно необязательно говорить об этом из Японии. Совершенно не из-за чего волноваться, здесь я не собираюсь задерживаться… просто все произошедшее случилось так внезапно, и мне тяжело вот так возвращаться из-за тебя в Иерусалим.

– Из-за меня?

– Конечно. Потому что с той минуты, что ты уехала, я не переставая думаю о тебе… Этот сон… а в довершение всего это появление Ури… Но погоди, давай сначала о тебе. Что там происходит с тобой?

– Со мной все в порядке. Завтра состоится наш первый концерт в Киото… Но это тоже не причина, чтобы заказывать международный разговор на мой мобильник. Это даже для меня – огромные деньги…

– Прошу тебя, оставь… Забудь о деньгах. Я уже объяснила тебе, что после того как отказалась от проживания в пансионате, я превратилась в богатую даму. Так что, пожалуйста, пошли мне счета за разговор, а сейчас не останавливай меня.

– Ну ладно, ладно, будь по-твоему. Пусть даже здесь уже очень поздно. Только будь добра, не говори обо мне, говори о себе. Что там тебя так неожиданно встревожило?

– Говорить обо мне означает говорить о тебе. А разговор о тебе – это разговор обо мне. А кроме всего прочего, это ведь ты придумала, что, играя на арфе, ты будешь думать в это время обо мне и для меня. Равным образом, ты всегда звучишь в моем сердце.

– Прекрасно, мама. А кроме того?

– Сон, о котором ты мне рассказала. Он не дает мне покоя… мне больно об этом думать.

– Но это ведь сон, мама, только сон!

– Верно. Только сон. Но и твой визит в Израиль кажется мне всего лишь сном. Ты была здесь целых три месяца, а я даже толком не увидела тебя.

– Потому что ты и Хони попросили меня присмотреть за квартирой.

– Верно. Только ты слишком переусердствовала в этом, а я полностью погрязла в этом бессмысленном деле, связанном с пансионом для престарелых… Согласись, намерения были у нас самыми добрыми… Ну и в итоге мы остались ни при чем. Только время было потеряно зря.

– Но, мама, пусть даже так. Что же происходит сейчас? Каким образом ты стакнулась с Хони?

– «Стакнулась»?.. Да, пожалуй это можно так назвать. Ты ведь меня знаешь, это нечто новое. Да, я как-то застряла у него; до этого я ни у кого и нигде не застревала. А на этот раз это получилось из-за того, что испугалась возвращения в свою квартиру… Испугалась, что Ури сделал для себя дубликат ключей… и он отыщет меня в доме.

– Ты говоришь «Ури»? Мама, при чем здесь Ури?

– Ты не была с ним честна. Это я говорю тебе прямо. Если, играя на своей арфе, ты думаешь при этом и обо мне, слушай, что эти звуки скажут тебе о тебе самой. Это было нечестно. Если ты любила его – а ты его действительно любила, ты не должна была делать аборт, не дав ему ребенка.

– Мама, дорогая… выбрось сейчас этого Ури из головы, он сейчас никому не интересен и не нужен. Он пришел и ушел, и больше не вернется, у него есть жена и двое ребятишек, я ему не нужна… И уж конечно, ему не нужна ты.

– Нет, нет. Все не так просто. И ты здесь не права. Не хочу тебя сейчас сердить, как раз перед концертом, но если ты играешь, думая обо мне, выбери, пожалуй, более подходящие ноты. Вот и все. И я совсем не хотела, чтобы ты исчезла из Израиля, так и не объяснив мне, что с тобою происходит.

– Я не исчезла. Скорее можно сказать, что я там появилась. Специально прилетела, чтобы помочь тебе принять решение. Хони просил меня.

– У Хони своя версия. У меня – своя, отличающаяся от его. Ты о нем не слишком уж беспокойся. С ним все в порядке, и уже завтра я освобожу его от забот, связанных со мной, и пусть он займется своими делами, а я вернусь в Иерусалим. Что там сейчас у вас – утро?

– Утро? С чего ты взяла? Мы ведь сейчас на Дальнем Востоке, а не на западе. Солнце уже несколько часов как зашло. Сейчас довольно поздно, одиннадцать вечера. Я в номере гостиницы вместе с довольно пожилой женщиной из оркестра, которая не понимает ни слова на иврите. И думаю, что она не прочь отправиться в постель.

– Пожилая женщина?

– Из нашего оркестра. Играет на контрабасе… у нее уже есть внуки. Хорошая голландская хозяйка.

– Чтобы играть на контрабасе… Она должна быть здоровенной теткой…

– Как раз такая она и есть, какой ты ее воображаешь. Но и люди… Как бы это сказать… Не тощие, но менее могучего телосложения тоже могут играть на контрабасе… Да и на любом другом инструменте. Здесь, например, на второй арфе завтра будет играть крошечный японец.

– Крошечный японец?

– Совсем малюсенький. Крохотный старичок.