История разведенной арфистки

Арфистка, никогда в жизни не державшая подобного искусно заплетенного в косу кожаного изделия, сравнивала и сравнивала одно с другим, поочередно отдавая предпочтение то одному, то другому. Это были самые что ни есть плети, которыми охаживали верблюжьи бока, но годились они равным образом и для тренировки лошадей, и ободрения ослов и мулов. От долгого употребления кожа их кое-где уже разлохматилась и потрепалась, испуская странный запах. Взяв в руки ту, что была длиннее, Нóга взмахнула ею в воздухе, и на вызванный этим движением свист ближайший к ней верблюд проворно поднялся на ноги.

В итоге она отдала предпочтение более короткой плетке и спросила о цене. На этот вопрос владелец верблюда погрузился в глубокое молчание. Раздумья его кончились тем, что он не без важности произнес:

– Сотня динаров.

– Динаров? Что это означает? Откуда в Израиле динары?

– Он имеет в виду доллары, – пояснил, поправляя свой тюрбан, молодой человек, взявший на себя миссию посредника.

– Час от часу не легче. Доллары! Мы что, уже не в Израиле? Назови мне его цену в шекелях.

– Если в шекелях… тогда мы должны знать сегодняшний обменный курс, мадам. Официально.

– Обменный курс? – она рассмеялась. – С каких это пор бедуины так озабочены обменными курсами валют? Он что, работает по лицензии, получая зарплату в валюте?

– А что в том такого? Я сам могу составить для него и для вас договор о купле-продаже – с удержанием налога на сделку. Хотите?

– Ты насмешил меня, парень. Хватит болтовни. Никаких долларов. Пятидесяти шекелей, по-моему, будет более чем достаточно. Это старая плетка.

– Верно. Зато настоящая. Вторую такую вам не найти на всем Ближнем Востоке.

В итоге достигнутого компромисса плетка ушла из рук в руки за две сотни шекелей, к обоюдному удовольствию обеих сторон. А она в дополнение к этому поняла, что и продавец, и посредник нашли ее весьма привлекательной, хотя ее нельзя было отнести ни к молодым дамам, ни уж тем более к девственницам. Она не рожала, что так обычно украшает женщин, но тем не менее вся так и светилась женским очарованием и чувственностью. Восторга не в силах был скрыть погонщик верблюдов, у которого, как у всякого уважающего себя бедуина, дома находилось трудно определяемое количество жен, – все они совсем не спешили расстаться с ней, под предлогом того, что покупка должна была, для чести продавцов, приведена в достойный вид, а посему, забрав плетку обратно, они встряхнули ее, выбивая пыль, вымыли и вытерли насухо, после чего помаслили некой жидкостью и в конце концов завернули в иорданскую газету с фотографией царствующего монарха, обвязав тонким кожаным шнурком. Молодой человек, носивший тюрбан и откликавшийся на имя Яссин, запомнивший не только израильское имя Нóга, но и ее небесную коннотацию, с удовольствием переводивший все, что требовалось, на арабский и обратно, настоял на том, что проводит ее прямо до того места, откуда они ушли.

На обратном их пути они прошли мимо Стены Плача, где Яссин остановился и любезно произнес:

– Если вы, Венера, хотите помолиться у священной вашей Стены, я могу подождать вас где-нибудь в сторонке.

– Спасибо, – тронутая подобным вниманием, ответила израильская арфистка. – Свое я уже и отплакала, и отмолила. А ты, без сомнения, можешь оставить меня здесь. И с этими словами она вложила ему в ладонь двадцатишекельную купюру – более чем достаточную, по ее мнению, плату за услуги по сопровождению.

Для возвращения избрала она другой, более пологий спуск и вскоре оказалась у собственного дома в родном своем районе. Оказавшись на лестнице, она поднималась по ступенькам в тайной надежде поймать ультрарелигиозных мальцов на месте преступления перед телевизионным экраном, жадно глотающими животворный эликсир, – занятие, для которого как нельзя лучше подходила только что сделанная ею покупка, способная просвистеть над грешными их головами, особенно если сопроводить этот свист громовым ударом об пол.

Но в квартире царила тишина. Могло ли случиться, что старший из преступников был заново возвращен в хедер, в школу, от фундамента до крыши заполненную изучающими Тору, а для буйного малыша был найден другой надзиратель, способный справиться с малолетним цадиком?

Она положила завернутую в газету плетку на крышку телевизора, словно для доказательства ее существования, но после того как, переодевшись в легкий халат, спокойно сделала несколько глубоких глотков из бутылки с водой, успокоилась и переложила грозное оружие на полку шкафа, несколько выше парадного черного костюма, все еще ожидавшего нового своего владельца.

22

Целых два дня она не выходила из дома, но незваные гости не появлялись. Она отодвинула засов, ожидая их появления в любую минуту, но их не было. В конце концов она вышла из квартиры и отправилась на репетицию иерусалимского симфонического оркестра, надеясь, что эта парочка воспользуется ее отсутствием…