И однако будущее Бретани шло с востока. Вторжения норманнов в конце I тысячелетия практически разрушили там католицизм в его кельтском варианте. Но на ее руинах вскоре воцарится Армориканская Латинская Церковь, связанная с монастырями в долине Луары и в Нормандии. Бретонское духовенство, долгое время игравшее посредственную роль, обновилось благодаря примеру св. Ива (XIII век) и стало выступать спутником французского христианства. Бретонские колледжи формировались в Парижском университете. «Бретонский материал» служил источником вдохновения для поэзии Марии Французской. С точки зрения политики, или суверенитета, постепенно канули в прошлое те времена, когда Бретань, как писал Рауль Глабер (XI век) считалась «концом света, населенным варварами и невеждами». Три различных тенденции соревновались в своем влиянии на Бретань (англо-анжуйские Плантагенеты, собственно Англия и Франция), но полуостров, особенно после 1230-х годов, склонился в сторону французского королевства, вплоть до того, что бретонский герцог принес клятву верности капетингскому монарху, уехал с ним в крестовый поход, принял и применил эдикты Филиппа Красивого, направленные против тамплиеров. В начале XIV века ситуация выглядит решенной: армориканская шлюпка кажется плотно и окончательно закрепленной на борту французского корабля. На самом деле, она была закреплена лишь наполовину. И в этом нет ничего удивительного. В ту же самую эпоху Лангедок, другой периферийный регион, тоже был присоединен к французскому королевству.
То, что королевская лилия поглотила Бретань, не исключает, однако, некоторого утверждения (в государственном смысле) бретонского суверенитета. Герцоги устанавливают административную систему, «костяк» нескольких областей суда бальи и сенешальств. Их легисты приносят на полуостров частицу римского права с централизаторскими устремлениями; бретонское государство пользуется, несмотря на постоянные налоги, правом на чеканку своей собственной монеты, правом собственности на затонувшие предметы и на остатки кораблей, потерпевших крушение, а также там наблюдается подъем герцогской власти.
Развитие Бретани основывается также на ее хозяйстве: конечно, производство продовольственных культур, а также перевозка по морю вин из Аквитании до прибрежных территорий Ла Манша, рост, начиная с 1300 года, производства и экспорта тканей — «они дают кораблям паруса, рубашки живым и саваны мертвым». Языковой самобытности региона нет угрозы из-за роста французского владычества, граница диалектов остается стабильной; франкоговорящие светские власти и говорящие на латыни церковные с уважением относятся к самобытности говорящего на кельтском языке населения западных районов, где с тысячного года наблюдается демографический всплеск: слово «
Тем не менее французское влияние ослабевает после 1341 года, когда королевство понемногу начинает исчерпывать свои силы в борьбе против англичан, когда, с другой стороны, полуостров находится во власти череды кризисов наследования, в результате которых в период с 1341 по 1381 год там выступают друг против друга враждующие группировки сторонников Монфора, проанглийская группировка и профранцузски настроенные «блезисты». В «Бретани пяти герцогов», начиная с Иоанна V (с 1399 года) и до Франциска I (умер в 1488 году) культивируются, в отрыве от Франции, а иногда и в противоречии с ней, реальность или мираж независимости. Арморика, конечно, оставалась под властью имперских влияний (безвредных) континентальной культуры, ближайшей к ней, и этот великий свет с востока неизбежно загораживал весь горизонт. В хозяйственном плане взоры бретонцев были устремлены в сторону Лондона, где жили потребители вина, которое грузилось на корабли бретонских моряков, курсировавших от Гаронны до Темзы.
Новое возвышение французской государственности Валуа при Людовике XI и Карле VIII положило конец мечтам о самоопределении, возможно, беспочвенным, однако, они украшались чудесными формами поздней готики, исходившими из архитектурной и скульптурной школы Фольгоета. Насильственное замужество Анны Бретонской, этой удивительной «герцогини в деревянных башмаках», выданной за Карла VIII, затем свадьба по любви и по расчету одновременно этой же дамы с Людовиком XII и в довершении всего, союзный договор 1532 года придали полуострову в некотором роде статус провинции, на самом деле такое ощущение всегда хранилось в сердцах как простолюдинов, так и аристократов, как говорящих на бретонском диалекте жителей Морлэ, так и франкоговорящего населения Сен-Мало.