История религий

Еще более обострились отношения между советской властью и РПЦ в 1922 г. Весной этого года в России голодало более 22 млн человек, особенно жестоким голод был в Поволжье. Нужен был не только хлеб, чтобы прокормить умирающих людей, но и семена. Ресурсы государства были истощены. На призыв советской России откликнулись рабочие, общественные и религиозные организации в Европе и Америке. Но этого было мало. Надежды на спасение сулили данные, согласно которым богатство РПЦ в пересчете на серебро составляло 525 тыс. пудов. При этом считалось, что каждый фунт серебра мог спасти от голодной смерти семью из 5 человек. Согласно законам, принятым советской властью, все церковной имущество считалось достоянием государства. РПЦ тоже оказывала помощь голодающим, был создан Всероссийский церковный комитет помощи голодающим, во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы драгоценностей и денег на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана советским правительством излишней, и все собранные средства были потребованы к сдаче правительственному комитету. Кроме того, Церковь разрешала жертвовать на помощь голодающим драгоценные украшения и предметы, не имеющее богослужебного употребления. А большевики предполагали отобрать все.

26 февраля 1922 г. было опубликовано Постановление ВЦИК «Об изъятии церковных ценностей» для борьбы с голодом. 28 февраля 1922 г. патриарх Тихон выпускает воззвание к верующим и духовенству, в котором разъясняет позицию Церкви и говорит, что не одобряет изъятия из храмов, хотя бы и через «добровольные» пожертвования освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей запрещается канонами Вселенской церкви. За пожертвование таких предметов патриарх грозил мирянам отлучением от Церкви, священнослужителям низвержением из сана.

28 марта 1922 г. страна узнала о кровавых события в Шуе при попытке изъятия церковных ценностей. Затем неповиновение представителям властей приобретает широкие масштабы. Сопротивление изъятию церковных ценностей называлось в прессе того времени «святейшей контрреволюцией» или «рясофорной контрреволюцией». В апреле 1922 г. наиболее активные участники и организаторы церковного сопротивления оказались на скамье подсудимых. Тихон в начале был вызван в трибунал в качестве свидетеля, и уже в начале мая был привлечен к судебной ответственности и заключен под домашний арест. Он жил в Донском монастыре в Москве, неоднократно допрашивался, к нему допускался весьма ограниченный круг людей, и он не мог влиять на внутрицерковную жизнь.

В апреле 1923 г. Тихон был вызван на Лубянку для ознакомления с документами, собранными по его делу. Патриарх прочитал их и спросил о дате начала суда. Следователь ответил ему, что дата еще не определена, есть мол некие обстоятельства, да и многое зависит от самого патриарха. «Вы ведь глава Церкви, — сказал следователь, — хотя и трудное она переживает время. Но все же паства Ваша немалая, и она ждет от Вас осознания правды сегодняшнего дня, да и за рубежом к Вашим словам и поступкам неравнодушны. Пора, пора сделать выбор».

Вплоть до июня 1923 г. патриарх раздумывал над тем, какой выбор ему следует сделать, в июне он пишет письмо в Верховный суд. «…Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских сил, я действительно был настроен к советской власти враждебно, причем враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 18 году, анафематствование в том же году власти и после и, наконец, воззвание против Декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году. Все мои антисоветские действия, за немногими неточностями, изложены в обвинительном заключении Верховного суда. Признавая правильность решения суда по привлечению меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса, за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в своих проступках против государственного строя и прошу Верховный суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи.

…При этом я заявляю Верховному суду, что отныне советской власти я не враг и окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархической белогвардейской контрреволюции».

Вскоре приходит известие, что Тихон освобожден из-под домашнего ареста, в Донской монастырь к нему съезжаются те немногие иерархи, что остались верны ему. Они обращаются к верующим с воззванием: «Ныне Церковь решительно отмежевывается от всякой контрреволюции, произошла социальная революция. Возврат к прежнему строю невозможен… Церковь признает и поддерживает советскую власть, ибо нет власти не от Бога. Церковь возносит молитвы о стране Российской и о советской власти».