Вероисповедное значение вопроса о рае не подлежит сомнению, тем более что в спорах по этому вопросу проглядывала и проблема более существенного мировоззренческого значения — о возможности сверхъестественных явлений и их сущности. Тем не менее представляется правдоподобным, что спор в данном случае явился поводом к обострению борьбы двух политических ориентаций. Новгородский архиепископ выражал сепаратистскую в отношении Москвы тенденцию своей земли, тверской же епископ воплощал стремление к централизации страны вокруг Москвы. Борьба этих тенденций выражалась в данном случае опосредованно, через любой повод, который давал возможность ее обострения.
Если религиозная оппозиция Федора Доброго непосредственно распространялась на один догматический вопрос — о рае, то у Евфимия Висленя была более развернутая еретическая программа. В 1374 г. он стал в Твери епископом, а в 1390 г. был осужден церковным собором в Москве и извергнут из сана. О взглядах его можно судить по их характеристике в Житии его преемника на епископской кафедре Арсения. Там говорится, что Евфимий «всяку в себе ересь носяща», что он держал себя на соборе весьма агрессивно: «…яко стрелу поостри язык свой против всего собора, якоже древний Арий, и Ориген и Севир и прочие еретици».
Основное обвинение против Евфимия, сформулированное в Житии Арсения, заключается в том, что он «не приемлет божественной и апостольской церкови», «воздвизает мятеж и бурю на церковь…» 74
. Приходится только догадываться о характере той аргументации, которой обосновывал еретик свои антицерковные нападки. Ссылка на Ария, Оригена и Севира не дает основания к каким-либо конкретным умозаключениям, ибо известно, что в подобных случаях обличители не скупились на отождествление взглядов осуждаемого со всеми мыслимыми и когда бы то ни было существовавшими ересями.Одновременно с борьбой, которая развернулась в Твери вокруг взглядов и деятельности Евфимия, происходила «пря о вере» в Ростове Великом, где в роли еретика выступал неизвестного происхождения и рода занятий некий Маркиан, а главным борцом против его зловредных взглядов — епископ Иаков, впоследствии возведенный в святые. В Житии Иакова Маркиан характеризуется как «армяновер, который учил иконам святым не поклоняться, называя их идолами, и рассевал много других зловредных мыслей, так что поколебал князя, бояр и народ…» 75
. Вряд ли квалификация Маркиаиа как армяновера должна приниматься во всем ее значении, но некоторые другие штрихи из дошедших до нас сведений о нем свидетельствуют все же о характерном для его взглядов отрицании двойственной природы Христа и об антитринитаризме. Помимо того довольно явно проглядывают в них черты иконоборчества. Хотя по приведенной выдержке из Жития Иакова можно сделать вывод, что Маркиан опирался на широкие социальные слои, включая князя и бояр, верхи ростовского общества все же не решились идти до конца в поддержке его. После трехлетней борьбы — 1386–1389 гг. — Маркиан был изгнан из города. Такой по существу компромиссный исход всего столкновения свидетельствует о том, что еретика поддерживали достаточно мощные силы, с которыми охранителям было опасно вступать в борьбу.Описанные выше еретические явления имели в основном лишь местное распространение. Значительно шире по своему размаху было движение стригольников, появившееся в середине XIV в. в Пскове и распространившееся оттуда на Новгород и Тверь, а затем перебросившееся и в Москву. Происхождение наименования этого движения остается до сих пор неясным.
Имеются косвенные свидетельства в пользу того, что в 40-х годах XIV в. еретическая идеология стригольников нашла в Новгороде массовое выражение и распространение. Известны большие пожары, происходившие в Новгороде в 1340 и 1342 гг. Они были вызваны поджогами и сопровождались массовыми волнениями, по всей видимости, антицерковного характера. Летопись сообщает о бурной деятельности, которую развернули тогда некии «злии человеци». Они вторгались в церкви, похищали там «товар», а иконы и книги предавали огню 76
. Под «товаром» следует, очевидно, понимать не только драгоценную утварь и облачение, но и те ценности, которые хранились в церковных подвалах, использовавшихся в качестве торговых складов 77. Что же касается икон и книг, то летописец подчеркивает, что злые люди не только не спасали их из огня, а нарочно обрекали на уничтожение. По поводу таких людей говорится, что они «бога не боятся, ни чают въскресениа мертвым, ни суда божиа, ни въздания по делом». Академик Л. В. Черепнин высказывает предположение о том, что люди, так действовавшие во время новгородских пожаров, — возможные поджигатели и что они были не простыми разбойниками, а носителями некоей антицерковной идеологии, с которой было в той или иной мере преемственно связано стригольничество 78.