Былая ненависть к эксплуататорам, с такой яркостью отразившаяся в Апокалипсисе, уступает место призывам любить их. Как Евангелия, так и послания апостолов предупреждают рабов о необходимости безропотного повиновения рабовладельцам не за страх, а за совесть.
Социальное учение раннего христианства отразило в себе сложность классовых взаимоотношений того времени. Недовольство угнетенных своим положением не могло в идеологическом отношении подняться до осуждения самого строя, при котором одни люди были собственностью других. Ни христианство и никакая другая религия того времени не могли подняться над своей эпохой, не могли принципиально осудить институт рабства и вообще порядки, присущие эксплуататорскому обществу.
В Евангелиях изречения Христа, его притчи, отдельные афоризмы и поучения, принадлежащие евангелистам, соответствуют представлениям и нормам социального поведения, типичным для римского общества II в. Речь идет о ростовщичестве, о меняльных операциях, о жестком взыскании долгов, о деятельности рабов и других подневольных людей на службе у богатых; при этом формы экономического взаимоотношения людей, составляющие норму, не подвергаются осуждению, а принимаются как должное.
Социальный протест угнетенных заключался в том, что рабы и рабовладельцы, как и остальные люди, объявлялись равными друг другу, но не в реальном, а в идеальном плане. Ф. Энгельс писал: «Христианство знало только одно равенство для всех людей, а именно — равенство первородного греха, что вполне соответствовало его характеру религии рабов и угнетенных» 19.
Равенство перед богом не отменяло вопиющего неравенства в реальной жизни, а, наоборот, в какой-то мере оправдывало и укрепляло его. Сознание того, что человек получит в полной мере воздаяние на том свете за невзгоды здесь, на земле, делало эти невзгоды даже желанными. Блаженны нищие, алчущие и жаждущие, потому что их есть царствие небесное!
В рассматриваемый период приспособления христианства к существовавшему миру возникла и церковь как система учреждений и совокупность профессионалов — служителей этой церкви.
На предыдущем этапе функция общения верующих со сверхъестественными силами осуществлялась любым из верующих, способным воспринять харизму — благодать, сошествие святого духа. Собравшиеся на молитву доводили себя до такого состояния экстаза и нервного возбуждения, что начинали «ощущать» присутствие вселившегося в них «духа». Соответствующим образом они и действовали (в некоторых случаях не без притворства, а в других — под влиянием самовнушения): прыгали, плакали, «говорили на языках» и т. д. Те, кто выделялся своей активностью из общей массы, признавались особо отмеченными святым духом. Это были харизматики, игравшие ведущую роль в отправлении христианского культа на протяжении того периода, когда клир еще не отделился от массы мирян.
Еще до конца II в. не вывелись бродячие харизматики-миссионеры, именовавшиеся апостолами, пророками. У Оригена имеется ссылка на апостолов его времени 20, он знал также и учителей-дидаскалов. Тем не менее культовые и организационно-хозяйственные интересы общин требовали выделения и профессиональных руководителей. Помимо председателей молитвенных собраний нужны были и распорядители хозяйственной жизнью общины, выполнявшие обязанности казначеев, распределителей «милостыни», закупщиков и хранителей продовольствия для общих трапез. Они получили название епископов — наблюдателей, надзирателей. Это наименование было широко распространено для обозначения соответствующих не только духовных, но и светских должностей. Вероятно, вначале должности и звания епископов и пресвитеров смешивались, так что одни и те же лица носили и то и другое звание. Но доступ к распоряжению имущественными благами общины делал все значительнее именно должность епископа. В итоге он стал полновластным руководителем общины, а пресвитеры заняли при нем подчиненное положение. И еще раньше выделилась низшая ступень клира — диаконы, выполнявшие технические обязанности на молитвенных собраниях и трапезах. Известно, что к исполнению этих обязанностей допускались и женщины.