Еще раньше Павел спрашивал коринфян: «Чего вы хотите: с жезлом прийти к вам, или с любовью и духом кротости?» То, что он узнал от Тимофея и что сам увидел, заставило его высказаться со всей суровостью. Результат был плачевный. Община в целом осталась глухой к его упрекам, а один из братьев даже оскорбил апостола. Неизвестно, что больше всего послужило причиной ссоры, но Павел покинул город в самом мрачном состоянии духа, с чувством напрасно проделанного труда.
Вернувшись в Эфес, он написал коринфянам письмо, полное горечи, и попросил Тита отвезти его. Теперь он снова укрепился в первоначальном намерении — идти к македонцам. Тимофея и Эраста он послал впереди себя, а Титу назначил встречу в Троаде, в том самом городе, откуда в 49 г. начал путешествие в Европу.
Пятидесятницы — своего любимого праздника — он так и не смог провести в Эфесе. Новые события понудили его ускорить отъезд.
Наступило лето 57 г., и люди со всех концов провинции наводнили Эфес, привлеченные праздниками в честь Артемиды. В такое время легко было вызвать беспорядки, чем и воспользовались враги Павла.
По рассказу св. Луки, некто Димитрий, серебряных дел мастер, собрал своих товарищей на сходку и предостерег их от опасности, которая исходила из училища Тиранна, где проповедует некий иудей, который уже «совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги». А ведь они, мастера, только и живут Артемидой, изготовляя для паломников сувениры в виде храма или богини. Если так будет продолжаться дальше, они останутся без заработка.
Это было, конечно, преувеличением, причем смехотворным. В сравнении с сотнями тысяч язычников, христиан в Эфесе насчитывалась жалкая горстка. Очевидно, Димитрия подкупили или настроили люди, видевшие в Павле соперника, — целители и знахари, которые уже не раз пытались убрать его со своей дороги.
Речь Димитрия подействовала на его слушателей, как огонь на солому. Ремесленники шумной толпой высыпали на улицу, выкрикивая традиционный эфесский лозунг: «Велика Артемида Эфесская!» К ним мгновенно присоединились толпы горожан, всегда готовых к бурным демонстрациям. Кто–то пытался найти Павла, но дома его не оказалось. Тогда схватили Гая и Аристарха и потащили их силой в театр. Скамьи, рассчитанные на 20000 человек, сразу же заполнились: воцарился хаос. «Одни кричали одно, а другие другое; — пишет Лука, — ибо собрание было беспорядочное, и большая часть собравшихся не знали, зачем собрались».
Услышав рев толпы и узнав, что друзья подверглись опасности, Павел поспешил в театр, готовый отдать себя на самосуд черни. Однако по дороге его заметили члены городской управы, с которыми он был в дружбе, и уговорили не идти на верную смерть. Они обещали собственными мерами предотвратить мятеж и спасти Гая и Аристарха.
В театре тем временем творилось нечто невообразимое. Иудейская община, боясь, что ярость язычников, как это не раз бывало, обрушится на нее, отправила некоего Александра заявить, что Павел и его единоверцы не имеют к ней никакого отношения. Поднявшись на трибуну, Александр сделал знак рукой, желая говорить, но едва узнали, что это еврей, все снова стали оглушительно скандировать: «Велика Артемида Эфесская!» Крик этот продолжался почти два часа, и, когда люди уже выдохлись, на помост вышел эфесский «секретарь», своего рода греческий мэр города.
Он начал говорить спокойно, объясняя, что на Артемиду и храм никто не посягал. Приведенные два человека не оскорбляли богиню и не совершали никакого кощунства. А если у чеканщиков есть жалоба на кого–нибудь, они должны подать ее в суд законным порядком. Затем он перешел к прямой угрозе. Эфес — вольный город, но он подчиняется Риму. Если демонстрация не прекратится, говорил он, «мы находимся в опасности — за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище» (Деян 19: 40).
Эта здравая речь утихомирила народ. Постепенно все стали расходиться по домам, покидая театр. Гая и Аристарха отпустили.
С души Павла свалился камень, но все же он не был спокоен. Ему стало ясно, что из Эфеса нужно уходить немедленно.
Все эти события: происки врагов, споры в Коринфе, неудачная поездка туда, буйство толпы в Эфесе — вконец измотали Павла. Печальный, он расстался с учениками и пешком отправился вдоль побережья на север в Троаду, надеясь, что Тит уже в городе.
Но его ждало разочарование. Верного помощника в Троаде не оказалось. Это еще больше расстроило Павла, нуждавшегося в дружеском слове. «Плоть наша, — писал он потом об этих днях, — не имела никакого покоя, но мы были стеснены отовсюду: отвне — нападения, внутри — страхи» (2 Кор 7: 5). Он даже не нашел в себе сил для проповеди и общения с братьями Троады, ради чего собственно и прибыл в город, а, торопливо простившись с ними, отплыл на корабле в Македонию.