История Рязанского княжества

Кроме своей главной обязанности, т. е. военной службы, боярское сословие, как и в Москве, несет еще почетную службу при особе князя и сообразно с ней делится на различные степени. Со второй половины XIV в. встречаем здесь звания или, вернее, должности: дядьки (воспитатель молодых князей), окольничего, стольника и чашника.[234] Бояре отправляли еще различные должности по внутреннему управлению, как-то: наместников волостей и судей, которые давались им, как известно, в виде кормления в награду за военную службу. Младшая дружина или дети боярские пользовались в Рязани теми же главными правами как и бояре, т. е. правом получать земли и должности за свою службу и свободно отъезжать в другое княжество. Эти люди по преимуществу составляли военную силу князя и отправляли службу на коне. Кампензе[235] в первой половине XVI в. говорит, что в Рязанском княжестве считается до 15 000 конницы — число довольно умеренное, если сравнить с Москвой (30 000) и Тверью (40 000); кроме того, из простолюдинов во всякое время без труда можно набрать храброй пехоты вдвое или втрое более означенного числа.

За недостатком указаний трудно определить, какую именно роль играло боярское сословие в судьбах древнего рязанского края. Вообще нет основания утверждать, что это сословие находилось здесь в иных отношениях к народу и князьям, нежели в Московском и других северных княжествах. Хотя в некоторых грамотах, жалованных монастырям в XIV и XV вв., встречаются выражения, которых не находим в других местах, но на них нельзя основать какого-либо важного заключения. А именно: в известной грамоте Ольгову монастырю сказано: «… сгадав есмь… с своими бояры» (следует девять имен);[236] потом в грамоте, жалованной Олегом Солотчинскому монастырю на село Федорково, читаем:

«… поговоря с зятем своим с Иваном с Мирославичем», и то же самое в грамоте Ивана Федоровича Солотчинскому монастырю на село Филипповичи: «… поговоря с дядею своим с Григорьем с Ивановичем» (сыном Ивана Мирославича).[237]

В первом случае, на первом плане стоит епископ Василий, духовный отец Олега; а во втором и третьем — упоминаются только родственники великого князя; в других жалованных грамотах подобных выражений не встречаем, и потому здесь еще нет указания на то, чтобы власть рязанских князей в деле внутреннего управления более, нежели в Московском княжестве, ограничивалась боярским сословием. По крайней мере, это наверное можно сказать об эпохе Олега Ивановича и его ближайших преемников.

Теперь посмотрим каково было влияние бояр на внешние события княжества. В начале XIV в. изменой некоторых бояр Константин Ярославич проиграл битву и взят в плен Даниилом Александровичем Московским, а в начале XVI в. измена главного советника предала последнего рязанского князя в руки Василия Ивановича. Но подобные измены и боярские крамолы находим почти во всех княжествах. Симеон Коробьин со своей партией имел уже перед собой пример Василия Румянца и его товарищей, которые в 1392 г. помогли Василию Дмитриевичу завладеть Нижегородским княжеством. В Рязани, как и везде, при молодых или слабых князьях являются иногда любимцы и советники, которые преследуют только личные цели, но зато есть и другая, светлая сторона в исторической деятельности рязанских бояр: их продолжительная, усердная служба в борьбе с внешними врагами княжества, особенно в славные времена Олега. В их пользу говорит уже то обстоятельство, что мы могли указать только на два, и притом довольно темные для нас случая измены. При всей бедности источников трудно предположить, чтобы у летописцев в течение двух столетий (1301–1520) ни разу не встречалось известие о крамолах рязанских бояр, если бы они были довольно часты. Отъезды бояр в другие княжества, особенно в Москву, без сомнения, случались нередко. Мы можем привести только три примера: один из предков Сунбуловых перешел из Рязани в Москву к Василию Темному[238]; два брата Апраксины, происходившие из рода Салахмирова, отъехали к Ивану III[239]; Иван Иванович Коробьин, брат изменника Симеона, в 1509 г. встречается на службе великого князя московского[240].

В наказе Ивана III Агриппине упоминаются еще сельские служилые люди:

«… за неж твоим людем служилым, бояром и детем боярским и сельским быти всем на моей службе».