Риторика уже во времена Республики превратилась в паразита. Произнесенное слово тут же записывалось, это были памфлеты, которые просто сыпались на публику. Это развитие внезапно заканчивается при принципате, и вместе с ним прекращает свое существование целая наука риторики. Правда, еще при Августе были великие ораторы, например Марк Валерий Мессала Корвин376
и Азиний Поллион,377 но они все-таки принадлежат еще республиканской эпохе. Поллион был на 15 лет старше Августа.С историографией дело обстояло лучше. К этому времени относится классический труд Поллиона о гражданских войнах, который в выдержке (к счастью, в точной) сохранился у Аппиана. А также и другие труды. Собственно говоря, Поллиона нельзя причислять к августовским историографам, хоть его труд и был написан в правление Августа, но и здесь справедливо то, что эти сочинения являются отголосками республиканской эпохи. [MH. I110
] Об этом уже свидетельствует непредвзятая оценка похвалой и упреком. Настоящий историк этой эпохи — это Ливий. Его значение благодаря новому исследованию сводится к соответствующему объему. У него много ошибок, прагматизм ему полностью чужд. Теперь нам известно, что Ливий не занимался широким исследованием источников, что количественный аспект его труда намного превосходит качественный. Он лишь грубо воспроизводит, не имея собственного взгляда на историю, которым отличается великий трактат Полибия. Это — достижение в области риторики, и причина успеха кроется в языке. Более ранние труды не пользовались известностью, как скажем, в наше время это относится к «Симплицию Симплициссиму». Старыми хрониками уже невозможно было пользоваться, да и написаны они были неумело. Однако потребность в истории страны существовала. Так что Ливий натолкнулся на полную пустоту. Кроме того, в отношении Ливия мы встречаемся с явным успехом его труда у клики. Никакой другой труд не составил ему конкуренции, и произведение Ливия было принято как изображение государственной истории. Лучшее, правда, не было им вытеснено. Потребность в написании мировой истории удовлетворил Помпей Трог, она представлена во фрагменте у Юстина. Ему нельзя отказать в умении сплетать воедино несовместимые моменты. Здесь тоже отсутствовало более глубокое исследование.Драма отсутствует полностью. Однако тем не менее делались усердные попытки создания трагедий. Древние пьесы, как, скажем, пьесы Пакувия, исчезли со сцены и из круга чтения, писались новые пьесы. «Фиест» Вария, «Медея» Овидия были широко прославлены. Но они оставались пьесами для чтения, а не сценических постановок. С комедией все обстояло немного иначе. Поскольку для нее была абсолютно необходима сцена, то она тут же прекращает свое существование, несмотря на попытки Мецената Мелисса (что показательно, он был вольноотпущенником, ученым библиотекарем) создать новый жанр, trabeata.*
378 Добившиеся успеха держались благодаря зрелищным постановкам. Весь интерес [MH. I111] сконцентрировался на пантомиме, балете, и это может служить уничтожающей критикой нового времени.И тем интенсивнее проходили процессы в области малых поэтических жанров. Правда, появился еще латинский эпос, который определяет вершину римской поэзии. Как объясняется это влиянием Вергилия? Он не был незначительным талантом, это определенно доказывают его «Георгики», которые, правда, являются собственно дидактической поэмой, т. е. не поэзией. Но этот жанр поэтического искусства тогда был всюду в моде, и в общем и целом это произведение является очень замечательным, главным образом в тех местах, где восхищение Августом приобретает полное и яркое звучание. Оно было написано в период Сицилийской войны, вздох облегчения после страшного времени проходит через все произведение.