В обоих стихотворениях одна и та же тематика — "поцелуи" (basia) и один и тот же суеверный мотив "сглаза", во избежание которого надо сбить со счета злых завистников; одинаков и размер обоих стихотворений. Но есть и существенная разница между этими пьесами: первое стихотворение все проникнуто живой и непосредственной страстью, второе — уже полно александрийскими прикрасами, которыми Катулл хочет пощеголять перед своей, очевидно, тонко образованной возлюбленной. Катулл не просто говорит о несчетном количестве песчинок в любой пустыне, а говорит именно о песках Северной Африки, где растет растение сильфий, ценившееся как изысканная приправа к кушаньям; он упоминает храм и прорицалище Юпитера-Аммона и гробницу Батта, основателя Кирены — родины знаменитого александрийского поэта Каллимаха, которому Катулл стремился подражать и которого переводил. Это стихотворение, таким образом, приоткрывает нам и поэтическую лабораторию Катулла.
Есть еще одно стихотворение Катулла, которое часто относят к первому периоду романа его с Лесбией. Это — стихотворение, обращенное к Фабуллу. "Если верно предположение некоторых толкователей, — говорит Ф. Е. Корш, — что в послании к Фабуллу, одному из ближайших друзей поэта, не названная по имени возлюбленная есть та же Лесбия, то она так мало стеснялась общественным мнением, что вместе с Катуллом принимала его приятелей"[193]
.Ко второй группе стихотворений о Лесбии, группе, которую мы назвали "размолвки и огорчения", можно причислить стихотворения 70, 8 и 37.
Эти стихотворения относят к роману с Лесбией только предположительно; имя Лесбии ни в одном из них не названо, по по искренности и глубине проявляющегося в них чувства они никак не могут относиться к какому-нибудь мимолетному увлечению или к несерьезному горю. Первое стихотворение самое спокойное; это — четырехстрочная эпиграмма в элегических дистихах:
Остальные два стихотворения, которые можно отнести к этой же второй группе, одинаковы и по величине (в одном 19, в другом 20 строк) и по стихотворному размеру (холиамб), а кроме того, заключают почти дословно повторенное заверение, что Катулл так любил свою возлюбленную, как никто ее не полюбит. Но по своему тону эти два стихотворения совершенно различны: первое (8) полно глубокой скорби и даже уныния, а вместе с тем и уверенности, что никто больше не пленится покинувшей поэта любовницей; кончается оно призывом к самому себе быть твердым и не поддаваться отчаянью. Совсем другое в стихотворении 37: Катулл убедился в том, что он глубоко ошибся в своих предположениях и что его милая не только не огорчилась разрывом с ним, но утешилась, приняв участие в разнузданных кутежах, происходивших в какой-то гостинице или даже в подозрительном кабаке. Приводим оба эти стихотворения.