История римской литературы Том I

Если вспомнить "Записку о выборах в консулы" Квинта Цицерона, огромное число судебных дел de ambitu, постоянное состязание между претендентами на должности в устройстве игр, зрелищ и пиров для избирателей, то можно понять Горация; но для Рима такое падение интереса и уважения к государственной службе является верным признаком распада векового государственного строя. Гораций идет еще дальше в осуждении служебного честолюбия. Правда, не от своего лица, а устами некоего Оппидия, он дает такой совет молодым людям, вступающим во владение наследством:

...Я заклинаю ценатами вас: берегитесь —
Ты — уменьшать, а ты — прибавлять к тому, что отец ваш
Почитает довольным для нужд, сообразных с природой.
Пусть не приманит вас слава, и в этом священную клятву
Дайте мне оба тотчас же; а кто из вас претором станет
Или эдилом, да будет наследства лишен он и проклят...
Значит, чтобы в цирке сидеть, развалясь, иль чтоб в бронзе отлитым
Стать пред людьми, ты растратишь отцовские земли и деньги?

("Сатиры", II, 3, 176-181, 183-184)

В тесной связи с этим отрицательным отношением к государственной и общественной деятельности стоит та типичная для Горация программа умеренного достатка, "золотой середины", которой он остается верен всю свою жизнь. Эту тему он неоднократно разрабатывает во многих сатирах (I, 1, 6; II, 2, 3, 6). Свой мирный образ жизни в поместье он описывает в самых радужных красках.

Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
Рано вставать...
Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
Или пишу втихомолку я то, что меня занимает.
После я маслом натрусь...
...Тут, ежели солнце
Жаром меня утомит и напомнит о бане прохладной,
Я от жара укроюсь туда. Насыщаюсь нежадно...
Дома потом отдохну. Жизнь подобную только проводят
Люди, свободные вовсе от уз честолюбия тяжких.

("Сатиры", I, 6, 118-129)

В другой сатире (II, 6), изобразив юмористически беспокойную жизнь в Риме, где "сотни дел на плечах", он опять-таки мечтает о тихой жизни в своем имении.

О, пир достойный богов, когда вечеряю с друзьями
Я под кровом домашним моим и трапезы остатки
Весело сносят рабы и потом меж собою пируют.
Каждый гость кубок берет по себе, кто большой, кто поменьше...
Нашей беседы предмет — не дома и не земли чужие,
Наш разговор не о том, хорошо или ловко ли пляшет
Лепос, — но то, что нужнее, что вредно не знать человеку.
Судим: богатство ли делает счастливым иль добродетель
Выгодна, или наклонности к дружбе вернее приводят,
Или в чем свойства добра и в чем высочайшее благо?

("Сатиры", II, 6, 65-68, 71-76)

Конечно, бедность и умеренность Горация надо понимать условно — его "скромный ужин трое рабов подают".

Однако у Горация не всегда хватает терпения изображать из себя добродетельного философа; его блестящий юмор прорывается почти во всех его сатирах, и тогда он не щадит ни самого себя, ни своих друзей. Наиболее интересна в этом отношении 7-я сатира II книги, в которой Гораций подвергает "дружеской критике" сам себя, но не от своего имени, а от лица своего раба Дава, который, следуя в день Сатурналий старому обычаю, говорит своему господину в лицо все, что он о нем думает. Гораций не упускает ни одной своей черты, над которой можно посмеяться или которую следует осудить: он-де восхваляет сельскую тишину, но, говорит Дав:

В Риме тебя восхищает деревня; поедешь в деревню —
Рим превозносишь до звезд...

("Сатиры", II, 7, 28-29)

Гораций хвалится своей умеренностью в еде, но