Отрывки, касающиеся других лиц, на которых нападал Луцилий, могут, в сущности, лишь служить подтверждением свидетельств Горация, Персия, Ювенала и др., что Луцилий открыто "бичевал" своих врагов, но для характеристики литературного творчества Луцилия не дают почти никакого материала. К таким отрывкам принадлежит, например, фрагмент (три строчки 418-420 М), где Луцилий говорит о двух Опимиях — консуле 154 г. до н. э., который был и замечательно красив и замечательно бесславен (et formosus homo fuit et famosuis), и его сыне, консуле 121 г., виновнике убийства Гая Гракха, Луции Опимии, которого Луцилий называет "Югуртинским" за то, что он был подкуплен нумидийским царьком Югуртой (через несколько лет после своего консульства).
Ужасающее разложение высших классов римского общества, бывшее одной из причин крушения римской рабовладельческой Республики в дальнейшем ходе исторических событий, несомненно, нашло свое яркое изображение в сатирах Луцилия. Он нападал и на недавно умерших, и на живых, и на разные группировки, вызывавшие его негодование. "Всякий раз, как Луцилий, — говорит Ювенал (I, 165 сл.), — как бы обнажив меч, выступает с бранным пылом и криком, краска стыда бросается в лицо слушателя, у которого от злодеяний уже застыла кровь". И такая характеристика подтверждается фрагментами Луцилия, умевшего соединить в своих сатирах присущую италийцам насмешливость с сокрушительной силой, не уступающей архилоховским ямбам. Этим Луцилий и создает настоящую сатиру.
Наряду с бичеванием всякого рода пороков (главным образом в духе кинико-стоической философии) и нападок на роскошь, скупость, тщеславие, суеверие и распутство, а также на грекоманов, надутых трагиков и эпикурейцев, наряду с общественно-политической сатирой, Луцилия привлекало изображение бытовых сторон жизни, которые он описывал, видимо, без резкой язвительности. К таким "сатурам" относится описание путешествия Луцилия в Брундисий (кн. III). Но и тут самый крупный отрывок (110-113М), сохраненный нам Авлом Геллием (XVI, 9, 3), заключает в себе всего четыре строчки:
Разумеется, мы лишены возможности дать характеристику этого "Путешествия" и должны довольствоваться указанием древнего комментатора Горация (Порфирион, к "Сатирам" Горация, I, 5, 1), что его 5-я сатира книги I написана в подражание Луцилию.
Особое место в произведениях Луцилия занимали вопросы филологические. Одна из сатир книги II была посвящена им рассуждениям по теории литературы и проблемам правописания. Ноний сохранил нам два близко связанные между собою фрагмента из этой книги, в которых Луцилий определяет разницу между понятиями poesis и роета, первое из которых обозначает целое крупное поэтическое произведение, а второе — небольшой стихотворный отрывок или небольшую поэму. В приводимом переводе этих отрывков мы условно сохраняем терминологию Луцилия, передавая poesis и poema посредством "поэзия" и "поэма", хотя значение этих слов у нас и изменилось.
Язык Луцилия был чрезвычайно разнообразен: в его произведениях встречается и живой язык народа, и отделанная "городская" речь, и смешение греческих и латинских слов. Таким образом, его произведения были "сатурами" не только по своему смешанному содержанию, но и по языку. Что касается стихотворной формы сатир Луцилия, то всюду, где можно судить о ней по мало-мальски связным отрывкам, эта форма удивительно неряшлива, что заставляет признать справедливым мнение Горация ("Сатиры", I, 4, 6, сл.; 1, 10), резко критикующего стихи Луцилия со стороны их формы. Но мы можем также судить по тем же отрывкам о необычайной силе и выразительности первого римского сатирика, что признавал и тот же Гораций и другие римские авторы.