История римской литературы Том II

Поэтому мы находим у Светония политические иллюзии сенаторского круга того времени, — конечно, лишь спорадически и в прикрытом виде. Так, он вполне серьезно сообщает, что, "после того как Калигула отрешил от должности консулов, республика в течение трех дней оставалась без высшей власти" ("Калигула", гл. 26). Юлий Цезарь, говорит Светоний,. "злоупотреблял своим господством, по общему мнению, и убит по справедливости" ("Цезарь", гл. 76). Главным образом ему ставится в вину непочтительность к сенату: "когда к нему пришли все сенаторы в полном составе с очень многими чрезвычайно почтительными декретами, он принял их сидя" (гл. 78). В неуважении к сенату Светоний винит также и Калигулу и Нерона. "Некоторых сенаторов, занимавших очень высокие должности, Калигула заставлял, одевшись в тогу, бежать рядом со своей колесницей на расстоянии нескольких миль, а за обедом приказывал им стоять, опоясавшись полотном, то у спинки обеденного ложа, то у ног" ("Калигула", гл. 26). "Нерон много раз делал недвусмысленные намеки, что не пощадит и остальных сенаторов и уничтожит со временем все это сословие" ("Нерон", гл. 37), и "собирался уничтожить на пире ядом весь сенат" ("Нерон", гл. 43). И консулы у Светония представляются по старинному важными властями: "они вместе с сенатом и городскими когортами заняли Форум и Капитолий, чтобы охранять общую свободу" ("Клавдий", гл. 10). Даже народ иногда упоминается, как будто бы была еще республика: Нерон "не созвал ни сената, ни народ" ("Нерон", гл. 41); Гальба, провозглашенный императором, объявил себя легатом сената и народа римского" ("Гальба", гл. 10).

Но наряду с такими мнениями встречаются и противоположные: так он не находит в лести сената по отношению к императорам ничего возмутительного ("Тиберий", гл. 27). Даже у Домициана, о котором с ненавистью говорили Плиний и Тацит, он находит похвальную черту: "Домициан с таким усердием сдерживал своеволие городских магистратов и провинциальных наместников, что никогда они не были более сдержанны и справедливы; а между тем, после него большинство из них навлекло на себя обвинение во всевозможных преступлениях" ("Домициан", гл. 8). Наконец, тот факт, что он был личным секретарем у императора Адриана, тоже не свидетельствует о враждебных чувствах его к монархии и о горячем стремлении к республиканскому режиму.

Судя по этим фактам, можно сказать, что Светоний стоял вне партий. Уже в древности это было замечено: Вописк называет его "самым исправным и беспристрастным писателем" (Emendatissimus et candidissimus scriptor) ("Шесть писателей истории императоров", XXIX, 1 — стр. 220, изд. Петера). Причину того, что он относился с меньшей ненавистью, чем Тацит, к людям и событиям предшествующего столетия, один из историков нового времени [233] видит в том, что он был лет на 20 моложе Тацита и потому менее чувствовал гнет Домициана и вообще был менее страстен, чем он. Но в общем, из его "Биографий" читатель выносит впечатление, что до восстановления влияния сената время империи было в высшей степени печальным и ужасным. "Каковы были условия жизни того времени, — говорит Светоний по поводу убийства Калигулы в 41 г., — всякий может видеть из следующего. Когда распространилась весть об убийстве Гая Калигулы, то сразу никто ей не поверил, и подозревали,, что Гай сам распустил ложный слух, чтобы выведать отношение к себе людей... Сенат показал такое единодушие в намерении восстановить республику, что консулы сначала созвали его не в курию, потому что она называлась Юлиевой, а на Капитолий; некоторые же сенаторы предложили уничтожить самую память цезарей и разрушить их храмы" ("Калигула", гл. 60).

Может быть, в связи с этим находится тот факт, что он сознательно сообщает даже лживые известия, слухи, ходившие в народе, предоставляя читателю возможность самому судить о них. Он редко высказывает свое мнение по поводу событий: спокойно, без возмущения, рассказывает он о жестокостях или о разврате описываемых лиц. Однако есть случаи, когда он дает понять читателю свое неодобрение описываемого факта, — правда, иногда довольно смешным образом применяя фигуру умолчания: так, поставив слово "пропускаю" или "не буду говорить", он тем не менее сообщает какой-нибудь непристойный факт, о котором "не будет говорить" (например, "Цезарь", гл. 49). В биографии Клавдия (гл. 1) он делает такую заметку: "Некоторые осмелились утверждать, что Август взял Друза под подозрение и отозвал из провинции, а так как он медлил, отравил его ядом. Последнее я сообщаю скорее ради того, чтобы не пропустить чего-либо, чем потому, что считаю это истинным или правдоподобным". "Тем более странным кажется мне сообщение некоторых, будто Друз был вероломно умерщвлен Сеяном" ("Клавдий", гл. 27). "Следующий факт превосходит всякую меру вероятности" (там же, гл. 29). Иногда, из самого рассказа можно заметить, как относится Светоний к сообщаемому факту.