21 мая совершался обыкновенно установленный при Василии III крестный ход из Успенского собора в Сретенский монастырь с иконой Владимирской Божией Матери. Но в 1648 году это торжество совпало с Троицыным днем; а царь Алексей Михайлович сей праздник проводил в Троице-Сергиевой лавре. Отправляясь вместе с царицей в лавру, государь поручил ведать Москву двум боярам – князьям Пронским, окольничему князю Ромодановскому и двум думным дьякам, Чистаго и Волошенинову; а празднование Владимирской иконы велел отложить до своего возвращения из Троицкого похода. В Москву воротился он 1 июня, и на другой же день совершился крестный ход в Сретенский монастырь с участием государя. Когда Алексей Михайлович верхом на коне, в сопровождении большой свиты из бояр, дворян и всяких придворных чинов, возвращался во дворец, площади и улицы на его пути были запружены народом. Вдруг толпа посадских протеснилась к самому государю, некоторые схватили за узду его коня и молили выслушать их. Они начали громко жаловаться на земского судью Леонтия Плещеева, особенно на чинимые по его наущению оговоры от воровских людей, и били челом всей землею, чтобы неправедный судья был отрешен и заменен человеком честным и добросовестным. Смущенный таким внезапным и шумным челобитьем, царь просил народ успокоиться, обещал расследовать дело и исполнить его желание. Толпа действительно успокоилась после царских милостивых слов и стала провозглашать многолетие государю, который продолжал свой путь.
Движение готово было затихнуть; но строптивость и неблагоразумие знатных людей подлили масло в потухавший огонь.
Часть бояр и дворян, находившихся в царской свите, вступилась за Плещеева, стала осыпать толпу бранью и рвать в клочки ее челобитные; а некоторые вместе со своими холопами начали бить ее нагайками и давить конями. Народ озлобился, схватил каменья и принялся бросать ими в обидчиков. Тогда последние обратились в бегство и устремились во дворец. Но преследующая их все увеличивающаяся толпа пришла уже в ярость и начала ломиться на царский двор, требуя, чтобы ей выдали Плещеева. Караульные стрельцы едва ее сдержали. На верхнем крыльце появился главный заступник чиновников-грабителей, ненавистный народу боярин Б.И. Морозов, и именем государя стал увещевать толпу; но те закричали, чтобы ей выдали и самого Морозова. Последний поспешил скрыться во внутренние покои. Тогда озлобленная чернь бросилась к стоявшему тут же в Кремле дому Морозова, выломала ворота, разбила двери и принялась сокрушать и грабить все, что попадало под руку. Избив слуг, буяны не тронули жену хозяина, как родную сестру царицы. Но они не пощадили икон, с которых срывали жемчуг и драгоценные камни; часть этих камней и жемчугу истолкли в порошок и бросили в окно, крича «это наша кровь» и не позволяя брать себе. Однако жажда добычи превозмогла: жемчуга вообще набрали здесь столько, что потом продавали его целыми шапками за ничтожную сумму; также дешево продавали награбленных дорогих соболей и лисиц; парчовые ткани разрезали ножами и делили между собой, рубили на куски золотые и серебряные кубки и чаши; между прочим разломали роскошную карету и вынули из нее серебро, которым она и колеса ее были окованы вместо железа. Многие спустились в погреб, разбили бочки с медом и вином, разлили их по земле и до бесчувствия перепились. Но когда хотели разрушить самый дом, царь послал сказать, что этот дом принадлежит ему; тогда толпа оставила его, умертвив дворецкого с двумя его помощниками.