Послы разослали стольников, стряпчих и дворян в города всех 17 малороссийских полков для отобрания присяги; а сами 14-го числа отправились в Киев, куда и прибыли через два дня. За десять верст от города еще до переправы через Днепр послов встречали киевские сотники со знаменами и более тысячи казаков. А не доезжая городского валу версты полторы от Золотых ворот, они были встречены киевскими игумнами и настоятелями, выехавшими в возках и санях с митрополитом Сильвестром, черниговским епископом Зосимой и печерским архимандритом Иосифом во главе. Митрополит, как известно, совсем не радовался перемене польского подданства на московское, но должен был скрывать свои чувства. Вышед из возка, он сказал приветственное слово: в его лице, говорил Сильвестр, приветствуют послов Владимир Святой, Андрей Первозванный, Антоний, Феодосий и печерские подвижники. Затем поехали в Софийский собор, у которого их встретили все соборные, монастырские и приходские священники в ризах, со крестами, образами, хоругвями и святой водой. В соборе митрополит отслужил молебен о здравии царя и его семейства, а архидиакон провозглашал им многолетие. После чего боярин В.В. Бутурлин обратился со словом к митрополиту. Упомянув о прошлых неоднократных челобитьях государю гетмана и всего Войска Запорожского, относительно принятия их под государеву высокую руку он сказал, что митрополит никогда в этих челобитьях не участвовал и «царской милости себе не поискал»; а потому боярин просил, «чтобы митрополит им объявил, для какие меры великому государю он не бил челом и не писывал?». Сильвестр отозвался неведением о сих челобитных. Бутурлин именем государя спросил митрополита, епископа, архимандритов и весь освященный собор «о спасенном пребывании», то есть о здоровье; духовные власти благодарили за эту государеву милость.
На другой день послы приводили к присяге киевских казаков и мещан. Но тщетно посылали они стольников и подьячих с требованием к присяге митрополичьих и печерских служилых шляхтичей, дворовых и мещан. Сильвестр Коссов и Иосиф Тризна отговаривались тем, что то люди вольные, служат по найму, никаких маетностей за ними нет, а потому присягать им не нужно. Целых два дня эти духовные власти упорствовали; но настойчивость московских послов взяла верх; требуемые люди были присланы и приведены к присяге. Чтобы на всякий случай сохранить за собой расположение польского правительства, митрополит завел с ним тайные сношения и указывал на то, что должен был покориться силе.
Покончив с присягой в Киеве, послы отправились в Нежин. Здесь, за 5 верст от города, встречали их полковник Золотаренко и протопоп Максим; последний говорил приветствие, потом в Троицком соборе служил молебен; а на следующий день, 24 января, происходила присяга. То же повторилось в Чернигове, где молебен служил в Спасском соборе его протопоп Григорий. Отправив князя Данила Несвицкого приводить к присяге города и местечки Черниговского полка, В.В. Бутурлин с товарищи 30 января приехал опять в Нежин и здесь ожидал государева указа о своем возвращении в Москву. Он продолжал тщательно собирать отовсюду вести о том, что делалось на Украйне, в Польше, и обо всем посылать донесение государю; переписывался с гетманом, а также с князем Федором Семеновичем Куракиным, который был назначен воеводой в Киев, и вместе с товарищами своими в Путивле поджидал прихода ратных людей.
В ночь на 1 февраля в Нежин приехал Артамон Матвеев с царской грамотой, которая приказывала Бутурлину с товарищи ехать в Москву. Того же числа они отправились. Их ожидал самый милостивый прием за успешное исполнение «государева дела». В Калугу послан им навстречу стольник А.И. Головин, чтобы от имени государя спросить о здоровье и сказать похвальное слово. Особенная похвала воздавалась им за то, что они с достоинством и твердостью отклонили настояние гетмана и старшины о присяге на соблюдение казацких вольностей. Награждены они были щедрою рукой. Боярин В.В. Бутурлин получил дворчество «с путем», золотную атласную шубу на соболях, золоченый серебряный кубок с кровлею, четыре сорока соболей и 150 рублей придачи к его окладу, который был в 450 рублей. (А в путь ему назначена половина доходов с некоторых ярославских рыбных слобод и кружечных дворов и судных пошлин, другая половина шла на государя.) Окольничему Ивану Васильевичу Алферьеву пожалованы такая же шуба, два сорока соболей и 70 рублей денежной придачи к окладу (к 300 р.); а думному дьяку Иллариону Дмитриевичу Лопухину – шуба, кубок, два сорока соболей и некоторая прибавка к окладу (к 250 р.). «Соболи все по 100 руб. сорок», то есть сравнительно высокой цены. Награды эти объявил им думный дьяк Алмаз Иванов за царским столом на Святой неделе, в конце марта. С таким торжественным объявлением очевидно медлили, пока были приведены к концу щекотливые переговоры с гетманским посольством о правах малороссийского народа.