История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Рост пошлин на импорт обеспечил увеличение таможенного дохода с 138 млн. руб. в 1889 году до 184 млн. руб. в 1894 году; таможенные пошлины давали 16 % приходной части бюджета – вдвое больше, чем выкупные платежи.[1562] В 1897 году была введена предложенная в свое время И. А. Вышнеградским казенная винная монополия, которая в 1900–1903 годах приносила в среднем в год около 300 млн. руб. чистого дохода – примерно четверть доходов бюджета. Несмотря на голод 1892 года, правительство почти не снизило налоговой нагрузки (резко увеличенной И. А. Вышнеградским), душевое налогообложение в пересчете на хлеб сохранялось на уровне 11 пудов (см. рисунки 6.2 и 7.3). Но при этом упор делался на косвенные налоги, на обложение акцизом предметов широкого потребления (таксировании). Г Робинсон иронизировал, что «когда крестьянин мог позволить себе роскошный вечер, он заполнил бы лампу таксированным керосином (если он имел лампу), зажег бы его таксированной спичкой (или лучиной), завернул бы немного таксированного табака в таксированную сигаретную бумагу (или в обрывок газеты) и погрузился бы в облако дыма. Если бы после этого он захотел пить, то утолил бы жажду стаканом таксированного чая, вприкуску с кусочком таксированного сахара. Или, возможно, он пошел бы купить бутылку водки… и в результате этого акта потребления, государство получило бы хороший доход, используя одновременно свои способности мытаря и винного монополиста».[1563] Относительный рекорд по прибыльности среди таксированных товаров давал чай: стоимость чая в России (в пересчете на рожь) была в 10 раз больше, чем в Германии.[1564]

Возросшие доходы от косвенных налогов, таможенных пошлин и винной монополии позволили правительству более активно вести политику по созданию государственного сектора экономики. В 1890-х годах было выкуплено 15 тыс. верст частных железных дорог, и была развернута невиданная по масштабам программа строительства государственных дорог – в том числе строительство Транссибирской магистрали. За 1896–1900 годы было построено 15 тыс. верст железных дорог, и их общая протяженность достигла 56 тыс. верст; около 70 % всех железных дорог принадлежало государству.[1565]

рис. 7.2. Доходы и расходы бюджета начала XX века в пересчете на хлеб (млн. пудов).[1566]

рис. 7.3. Доходы и расходы бюджета начала XX века в пересчете на хлеб на душу населения (пуд.).[1567]

Помимо железных дорог государственный сектор включал казенные земли и леса, оружейные и горные заводы, почту и телеграф, а также Госбанк. Все эти предприятия в 1900–1903 годах давали в среднем 570 млн. валовой прибыли в год, которая шла не только на эксплуатационные расходы, но и на строительство новых предприятий, в частности, около 200 млн. руб. использовалось на строительство новых железных дорог.[1568] Таким образом, государственный сектор экономики во все больших масштабах использовался для финансирования индустриализации. Более того, правительство брало на себя регулирование основных параметров экономической жизни страны. Т. Шанин отмечает, что С. Ю. Витте следовал при этом по «германскому пути» экономического развития, который отличался от «классического» английского капитализма.[1569] «В России, – писал С. Ю. Витте Николаю II в 1895 году, – по условиям жизни нашей страны, потребовалось государственное вмешательство в самые разнообразные стороны общественной жизни, что коренным образом отличало ее от Англии, например, где все предоставлено частному почину».[1570]

Принципиальные цели этатистской политики были самоочевидны: речь шла об упрочении монархии и увеличении мощи Российской империи. В условиях до крайности обострившейся гонки вооружений индустриализация была необходимым компонентом военной политики. Индустриализация и финансовые реформы позволили увеличить военные ассигнования с 210 млн. руб. в среднем в 1880-х годах до 490 млн. руб. в 1900–1903 годах. Армия была перевооружена новыми системами оружия, скорострельными винтовками и пушками; был создан броненосный флот. Эти успехи, были, конечно, относительными: по уровню вооружений русская армия по-прежнему отставала от германской или французской, но она все же позволяла поддерживать определенное военное равновесие.